и, немного помедлив, вернулся и сел на бордюр рядом с недавней конкуренткой.
Маленький мальчишка, годик ему пятый,
Из беленькой скатерки вырезал квадраты,
Вырезал кружочки и опять квадраты,
Думал тот мальчишка, мама будет рада, – выводила тоненьким голоском старушка.
Такую манеру исполнения не встретишь на эстраде. Но она чрезвычайно популярна в народе, особенно на деревенских вечеринках для тех, кому за шестьдесят. И песни, исполняемые в этой манере, обычно жалостливые, вышибающие слезу даже у не самого чувствительного человека. Как-то бабуся с удовлетворением наблюдала, как городская стильная и ироничная девица, хихикающая в самом начале песни, с удивлением, граничащим с мистическим ужасом, не могла сдержать слезы, помимо ее желания бегущие из глаз на последнем куплете. Видимо, такой необычный тембр пробуждает в душах что-то древнее, седое, языческое. Так будоражит душу человека вой волка или крик невидимой и оттого пугающей ночной птицы…
Дед придвинулся к ней поближе и заглянул в голубые глаза исполнительницы, подернутые дымкой вековой тоски.
Только мать влетела и сразу увидала,
Беленькой скатерки маме жалко стало,
Ножницы схватила, по рукам ударив,
Кровь из них сочилась, но мать забыла жалость.
Всхлип седого бомжа на мгновение прервал песню. Вдохновленная положительной реакцией слушателя, бабуся, а это была она, набрала в легкие побольше воздуха и проникновенно, с надрывом, закончила:
Мама, дай мне ручки, ей дитя сказало,
Мне сестра сказала, что ты им своровала,
Вы себе скатерку купите другую,
А зачем ребенку вот такие муки,
Ведь нигде не купите маленькие руки.
На последней фразе бабуся уронила голову на руки и замолчала. Звонкое, смачное высмаркивание заставило ее поднять голову. Покрасневшие, отчаянно пытавшиеся удержать слезы глаза бомжа с любовью смотрели на нее. Волосатая, забывшая ощущение мыльной пены рука протягивала ей… нет, не скромный букет полевых цветов, а нечто более ценное в этом мире – зеленую бутылку из-под пива.
Весело уплетая за обе щеки свежий батон и запивая его молоком из пакета, бабуся сидела в окружении похожих на ее нового приятеля граждан.
– А про Аллочку, которой мать в сердце нож вонзила, можешь? – с надеждой в голосе спросила нестарая еще, огненно-рыжая тетка неопределенного возраста.
– Угу, – утвердительно кивнула головой бабуся.
– А про морзю?
– И про морзю, – невнятно обнадежила ее баба Дуся, пытаясь проглотить особо крупный кусок батона.
– И про Нью-Иорк, окутанный голубым туманом?
– Плевое дело, – окончательно справилась с угощением гостья.
– А культурные романсы? Ну, «Тростник», там? – заинтересовался и заросший колоритной, �
