такого.
Мама тяжело опустилась на единственный стул, стоявший у кухонного стола, – на второй не хватало места. Ее палка упала на землю. Целую вечность она не произносила ни слова, а просто прижимала кулаки к векам, и мне показалось, будто все ее силы уходят просто на то, чтобы дышать.
– Это увядание, Лэйра, – выдавила она затем и уронила руки на стол. – Так оно и начинается, и ты это знаешь.
У мамы оно так и началось. А до того у ее матери. И, вероятно…
– Но может быть, это ничего не значит.
– Может быть, это значит все, Лэйра! – К моему ужасу, она почти кричала, словно я совершила ужасную ошибку. Но я ничего не сделала! Если увядание и правда передалось по наследству, это не моя вина.
– Слушай меня. Слушай! – Ее глаза, когда-то зелено-карие, давно стали бледными и водянистыми, почти бесцветными. Она пристально смотрела на меня. – Какое-то время это можно скрывать. И ты это сделаешь. Десмонд не должен ничего узнать до свадьбы.
Я не сразу осознала, что она хотела мне сказать.
– Десмонд не отменит свадьбу из-за моей болезни. Если это вообще болезнь.
– Как ты можешь быть такой наивной? – тихо спросила она. В ее голосе звучали нежность и снисходительность, но в то же время упрек. – Ты же сама знаешь, что это для тебя означает. И он тоже знает. Она передается, Луилэйра, и если тебе не ясно…
Я покачала головой. Как объяснить ей, что Десмонд не волнуется о наследнике? Что у нас есть собственные планы насчет этой свадьбы? Мне пришлось бы рассказать ей слишком много – слишком много того, чего никто не должен знать о Десмонде. Даже она.
– Нет, мама, я все понимаю. Разумеется. Я ничего ему не скажу. – Уж точно не сегодня. – Не переживай.
Что за смешная фраза. Как она может не переживать? Она попыталась собраться, уж это она хорошо умела, она всю жизнь училась этому – не давать никому заглянуть за свой фасад. И она сделала это сейчас – безликая стена отгородила ее от меня. Теперь я не могла понять, какие мысли и чувства вызывает у нее то, что я унаследовала увядание. Я понятия не имела, что происходит за этой стеной. А теперь мне пора было уходить, если я хотела добраться до замка вовремя, так что у меня уже не было возможности, чтобы попытаться за нее заглянуть или подождать, пока стена станет проницаемой с той или другой стороны, чтобы я сумела хоть чуть-чуть увидеть, уловить страх матери и чувство вины. Ее тревогу за меня. Мне так хотелось утешить ее и себя. Но мне нужно было уходить. Потому что сегодня – наш единственный шанс спасти Аларика.
– Давай не будем думать о плохом, – попросила я и взяла ее руки в свои. Я с усилием улыбнулась: – Смотри. Уже проходит. Может, я просто неудачно легла. Или я волнуюсь из-за сегодняшнего праздника. Я почти не спала, так сильно переживаю.
И она понятия не имела, что речь вовсе не о том, как я впервые буду танцевать с Десмондом перед взором моего отца.
Потому что сегодня в замке эс-Ретнея вообще никто не будет танцевать.
Пока я шла пешком к замку, меня не отпускало беспокойство, что это действительно может быть
