Жодина, комбат бросил взгляд на прибрежные кручи, за которыми начинался лиман. Он уже побывал в том конце передовой и видел, что между изрезанной оврагами возвышенностью и кромкой воды пролегает узкая полоска берега. Усеянная валунами и глиняными обвалами, она позволяла врагу скрытно подбираться почти под линию окопов, поэтому ближайшую часть ее так или иначе нужно было взять под контроль.
– Значит, так: слушай приказ, старший лейтенант. Поскольку рота у тебя уже полностью сформирована, берешь два взвода и занимаешь хутор, призывая на помощь истребителей боцмана.
– В бою они будут приравнены к старой гвардии Наполеона, – воинственно улыбнулся Лиханов, уже сейчас пытаясь хоть в какой-то степени возродить в себе дух бонапартизма. – Эти поля надолго запомнят их твердую поступь, атаки и штыковые удары.
– На такой волне непобедимой веры и налаживай оборону, старший лейтенант, – подыграл ему комбат.
– Если только мне подбросят винтовок, хотя бы винтовок, чтобы не пришлось подниматься в контратаку с саперными лопатками в руках.
– Кстати, не самый худший вид оружия для рукопашной – эти саперные лопатки, – заметил Гродов. – Лично проверил.
Но, как и Лиханов, капитан вспомнил при этом о трагедии добровольческого отряда, сформированного из двухсотпятидесяти донецких шахтеров, которых совсем недавно бросили спасать их батарею, вооружив всего лишь саперными лопатками[5] да выдав по несколько гранат, которые, впрочем, в ближнем бою оказались бесполезными.
– Одну из двух трофейных танкеток отдаю тебе вместе с трофейным же пулеметом и двумя десятками винтовок. Третий взвод, под командованием мичмана Мищенко, займет оборону на холмах, разбросанных вдоль лимана, а также перекроет доступ к прибрежной полосе.
– С одной стороны, он будет вести огонь с фланга во время наступления противника на нашу передовую, с другой – не позволит отрезать хуторской укрепрайон от основных сил, – тут же уловил суть его замысла Лиханов.
– Кроме того, прикроет ваш отход с хутора по кромке лимана, когда удерживать его уже будет невозможно.
– Лучше определите срок, товарищ капитан.
– Какой еще срок?
– Ну, сколько нам следует продержаться. Бойцам, особенно «истребителям», это важно будет знать.
– В таких случаях обычно следует ответ: держитесь, сколько позволят обстоятельства, – отрезал Гродов. – Понятно, что враги попробуют избавиться от вашего «укрепрайона», как от нарыва, – сразу же и навсегда. Тем не менее срок я определю: попытайтесь продержаться двое суток.
– Двое так двое, – на удивление спокойным, почти безразличным тоном согласился старший лейтенант. Создавалось впечатление, что, если бы прозвучало: «Семь суток», реакция была бы такой же.
– Я прикажу лейтенанту Куршинову, чтобы все шесть его
Эти события разворачивались в романе «Батарея» и имели под собой историческое основание.
