не оставили, сказали, что они сокращают штат, а у меня нет медицинской квалификации. Я освободила нашу комнату и ушла. В аэропорту у меня пропала сумка. Я вернулась в миссию, но они сказали, что могут только купить мне билет во Францию, но меня не выпустили из страны, тем более, что все документы остались в украденной сумке.
– Конечно не выпустят, ты же одна. Женщины не должны ездить одни. А твои родственники?
– У меня никого нет, был только папа. Мама умерла, давая мне жизнь, её родные не поддерживали с папой связей, а он сам вырос в приюте. Я совсем одна. В Тунисе мне негде было остановиться, а здесь у папы был знакомый, и я приехала в Сиди-бу-Саид, но того мужчины я не нашла, он уехал. Это конец!
Парень участливо покачал головой.
– Вот дела. Нелегко тебе придётся, красавица.
– Ты спас мне жизнь, накормив и напоив меня. Помоги мне! Что мне делать? – и я заплакала.
При воспоминаниях о настоящих моих мытарствах слёзы хлынули потоками, плечики затряслись. Из-под ресниц я видела, что впечатление сильное.
Он присел рядом и обнял меня за плечи.
– Не плачь. Что-нибудь придумаем.
– Что?!
– Ну, что-нибудь. А пока ты можешь остаться у меня.
– Нет, нельзя! Это грех. Я и так со стыда горю. И твоя семья сдаст меня судье, а потом меня убьют.
Он усмехнулся.
– Не делай из арабов чудовищ. Мы не убиваем людей.
– Но женщин убиваете, – возразила я, утирая слёзы и хлопая ресницами.
– Нет, не в Тунисе. Да, в Саудовской Аравии иногда казнят изменниц и блудниц, но в Тунисе не убивают женщин только за то, что они оказались в сложной ситуации. Этот дом мне оставила моя тётка. Она была вдовой около десяти лет, и неожиданно для всех вышла замуж и переехала с мужем в Громбалию.
– Центр виноделия Туниса? – отозвалась я на знакомое название.
– Точно. Её новый муж винодел, современный мусульманин, очень весёлый и добрый мужчина. Тётя помолодела возле него. Её зовут, как тебя, Марьям. А я закончил в этом году колледж и осенью хочу поступить в художественную академию. Здесь я хочу создать и собрать творческую папку для поступления.
– Будешь рисовать?
– Рисуют дети. Я пишу. Я проживу здесь всё лето. Оставайся. Кстати…
Он замолчал и посмотрел на меня.
– Что?
– Ты же европейка!
– Да, и что?
– В Тунисе очень сложно найти натурщицу.
– О! – я закатила глаза и вздохнула.
– Послушай! Я не богат, но, если ты согласишься мне позировать, я буду тебе даже платить немного. Например, 300 динаров в месяц.
– 300 динаров получает поденщица в оливковых садах, – огрызнулась я.
– О, да ты торгуешься! – и он прищурился, скрестив руки на груди.
– Я прожила здесь полгода. Если бы мой папа не умер, я бы не оказалась на улице, а местные парни и посмотреть бы на меня не посмели.
– Но теперь ты одна и на улице, а я предлагаю тебе
