машинисткой в Моссовете, поэтому лечилась в хорошей ведомственной клинике, где Рома навещал ее каждый день, даже обедал там, деля с мамой больничное «первое – второе – компот».
Строгие доктора в белоснежных халатах казались ему сверхчеловеками, посвященными в некую великую тайну жрецами, хранителям сакральных знаний, от которых зависели как сиюминутные состояния, так и жизни в целом.
Видя подобострастное отношение к ним пациентов, безоговорочную подчиненность медсестер и санитарок, слыша их замысловатый, особенный, понятный только им, язык, он уже тогда решил стать врачом.
Отца он вообще не знал (объяснения матери про «авиакатастрофу, в которой никто не выжил» закрыли эту тему с самого начала). А мама была слабой и в силу болезненности по-детски незащищенной. Он рано понял, что надеяться может лишь на самого себя.
Его вечно кто-нибудь подкармливал: дома – соседка по коммуналке, в школе – Соня.
Но вот выглядел он всегда безупречно! В Моссовете часто устраивали закрытые распродажи, и мама всегда доставала ему то джинсы, то импортные ботинки, то какие-то особенные тонкой шерсти свитера… А, поскольку без вести пропавший красавец-отец наградил его ростом, фигурой и улыбкой кинематографического героя-любовника, все до одной девочки в школе влюблялись в него с первого взгляда. Увы, безответно. Сердце и мысли Романа были заняты одной Соней Бариновой и прихотливыми завитками ее перламутровых волос на розовой шейке.
С первого класса он носил ее портфель и таскался за ней всюду, как привязанный.
Они вместе записались в шахматный кружок, потом в астрономический, потом были лыжи, стрельба (Сонин папа чрезвычайно гордился их успехами в биатлоне), фехтование… Дошло даже до бальных танцев!
Отец Сонечки, Николай Васильевич, занимал пост замминистра здравоохранения.
Жили они в огромной квартире на Кутузовском, пользуясь всеми привилегиями, предоставляемыми советскому чиновнику высокого ранга. Была персональная «Волга» с веселым водителем Лешей, госдача в Жуковке (пять рублей тридцать копеек в месяц), закрытый продуктовый распределитель (брауншвейгская сырокопченая, чай цейлонский, икра осетровая, шоколад швейцарский), талоны в ГУМ – а там… афганские дубленки, австрийские сапоги, французские духи, итальянские костюмы… то, чего среднестатистический советский гражданин не видел на прилавках никогда или, разве что, единожды в жизни, и этот факт, обрастая подробностями, становился легендой и передавался следующим поколениям из уст в уста.
В доме Сонечки Романа привечали. Николай Васильевич нашел в его лице неплохого партнера по шахматам, а Сонина мама, особым женским чутьем уловив в симпатичном мальчике неплохую матримониальную перспективу для дочери, усердно и не без расчета кормила деликатесами – «приучала к месту».
Всякий раз, входя в прохладный и просторный холл подъезда с зеркалами на стенах, Роман испытывал головокружительное удовольствие. Он вальяжно кивал лифтерше и, поднявшись на пятый этаж, уверенно шагал к двери, за которой его непременно ждали радушие и снедь.
