ьно предназначенное для этого отверстие, т.е. рот. А от того что идей было такое количество, что выслушать их не представлялось ни малейшего шанса даже у всего населения родного города Бориса Лейбовича, то близкие люди, окружающие его, считали великим подвигом и вершиной мастерства, избегнуть всяческого общения с ним. И посему все его считали душным, да что там считали, прямо в глаза так и говорили. Но и тут Борис Лейбович благодаря своей гениальности слово "душный" воспринял ни как производное от "душить", а, напротив, "душа", т.е. душевный. А самым великим своим талантом наш герой считал то, что как ему казалось, он один из немногих мог делать несколько сложнейших дел одновременно. Да! Он современный Цезарь. Вот и теперь, сидя на кухне, он пристально наблюдал за мухой в перевёрнутом стакане, решая в голове сложнейшие формулы, связанные с этим наблюдением и параллельно считал количество колебаний живота, достигаемых путем натягивания ладонями оного снизу в сторону груди и резкого его отпускания. Новый рекорд никак не давался.
На кухню зашла его супруга Нона Моисеевна.
– Бора, друг мой, вам не скучно случайно? Может вы выберетесь на улицу и заодно выбросите мусор, гора которого напоминает центральную свалку, а после зайдёте в ларек и купите булку хлеба к ужину?
Жена называла мужа Бора не потому что была коренной одесситкой и не потому, что это был фирменный говор данного региона. Все весьма прозаичнее. Толкая пламенную, любовную речь за свадебным столом много лет назад, Борис Лейбович обращаясь к своей возлюбленной, а ныне жене Нонне Моисеевне, пообещал первый делом свозить ее в рай на земле, на Бора-Бора. Прошло двадцать семь лет. Кроме как на плакате сие место Нонна Моисеевна, так и не видела и поэтому из маленькой мести она, так и называет по сей день мужа Бора. А вообще она его, несомненно, любила. И хотя ему в свою очередь так и не пришло в голову почему Бора, почему так, ему это нравилось. Нет, он не был жадным, он даже не был прижимистым, он был рачительным и педантичным. Жизненное кредо Бориса Лейбовича выражалось одной фразой "Порядок должен быть во всем!". Даже накрывая стол для гостей, он следил за тем, чтобы, например, на бутербродах со шпротами, на каждом было непременно равное количество рыбок. Тоже касалось и икры, поровну. Порядок!!! Бора-бора! "Конечно, когда-нибудь я ее туда отвезу!" Деньги на ветер.
– Послушайте, душа моя Ноночка, – начал задумчиво Борис Лейбович, как будто не слыша монолог жены про мусор, указывая на муху в стакане. – Вы посмотрите на это удивительное во всех отношениях животное – бегает по гладкому стеклу и не падает, удивительно!
– Это сложное насекомое, Бора. А вот вы как раз удивительное животное! Я очень удивляюсь что на нашем пороге не стоят люди?! – подбрасывая в руке половую тряпку жена сердито смотрела на мужа.
– Какие люди душа моя? – отозвался Борис Лейбович.
– А те, которые как раз заносят таких удивительных животных как вы, в красную книгу!
– Милая моя, ну что за тон, разве можно так говорить с ранимым, воспитанным и таким тонко чувствующим человеком. И что за дешёвый сарказм?
– Бора, я, пожалуй, найду в себе силы напрячь и без того предельно натянутые голосовые связки сообщая вам, шуруйте в лабаз, а то, если я вам предам малость ускорения, вас и входная подъездная дверь не остановит, разобьетесь. И книга красная вам уже не понадобится.
Все что смог выдавить из себя Борис Лейбович дослушав речь супруги, это:
– Можно было просто сказать – сходи в магазин.
Нонна сжала крепче тряпку в руках. Проследив за этим действием, осознав дальнейшую свою судьбу, Борис Лейбович лёгким ветерком выпорхнул из квартиры, не забыв по пути схватить пакеты с мусором и на бреющем полете унесся в сторону мусорных контейнеров.
В магазине у кассы привычно толкались пару-тройку человек, все знакомые соседи.
– Борис Лейбович, дорогой, как вы, как ваше здоровье, как супруга ваша драгоценная, сынок ваш как, все ли хорошо, все ли в порядке?
Вся эта восторженная тирада, облаченная в искреннюю любовь и проникновенное сочувствие, была высыпана из организма под названием Василий Степанович, по прозвищу полтинник. Местный любимец публики, алкоголик, он же сантехник, он же на все руки мастер, а в принципе, просто душевный человек. Прозвище полученное, большой загадки не имело. Закон своей природы Василий Степанович нес гордо, никогда не нарушая его. У него было незыблемое правило. Не занимать у отдельно взятой человеческой единицы больше пятидесяти рублей. А единиц таких каждый месяц было немало. Он занимал и занимал. Первые дни месяца черты кредиторов в его глазах постепенно стирались, к середине месяца слегка восстанавливались, ну а к концу обретали истинное лицо. Долги он всегда отдавал. Так и жил, цикл за циклом.
– Спасибо, Василий Степанович, с утра ничего не изменилось, мы с вами виделись. -ответил Борис Лейбович покачнувшись, сраженный перегаром собеседника.
– Ну и славно! –
