А представлял он немного, ровно настолько насколько позволял его не сформировавшийся мозг. Данила ощущал, что он неполноценный представитель своего класса, и теперь, когда его память начала заполняться, когда он не забыл вчерашний день… Его переполняла радость от того, что он сможет быть другим, как все. И одновременно его переполнял страх за свой мир, ему нужна защита, его нужно защитить.
Может быть, будь он более развит, он создал бы что-нибудь наподобие железной или кирпичной стены, да только он не был развит. Данила никогда не видел этих стен, никогда не видел столько железа, чтобы из него можно было построить целую стену, он пытался создать ее из того, из чего были сделаны стены его дома, его комнаты, палаты, тюрьмы. Может он и не знал этого слова, тюрьма, но разобрался, что если он не может сквозь них выйти наружу, то и враги не смогут войти. Бетонные стены, какими бы они ни были, у него не получились, но получилось какое-то вещество, то из которого, как он представлял, состоят стены. Один угол на окне был отломан и в проломе Данила увидел серую массу в воздушных пузырьках. Он должен был защитить свой новый мир, пусть и воображаемый, защитить от любого того кто мог бы войти.
Он хотел создать мир для нее, ведь в этом мире старушка чувствовала себя счастливой, и он это ощущал. Данила понял её чувства. Чувство счастья, радости, легкости, спокойствия. Ему это понравилось. Он лежал в кровати, обделавшись полностью несколько раз за ночь, но он создавал защиту. Возводил стену вокруг своего мира, в котором была река, река с прямыми берегами. А потом он уснул полностью обессиленным, когда услышал во сне, как пришёл мужик в белом халате, и снова услышал «твоюжмать», «вот ты засранец». Он чувствовал, как его мыли, но так и не проснулся до следующего утра.
10
В эту ночь Виктору не спалось. И дождь был тут не причём. Его постоянный шум не отвлекал, а скорее даже помогал заснуть, но вот воспоминания о прошлой ночи не давали покоя. Прошлой ночью, именно тогда, когда не стало мамы, когда он спал ещё у себя дома, в своем мире, и вот тогда, в какой-то момент Виктор услышал шум. Сначала негромкий шелест, похожий на то, как будто его издавали маленькие крылышки насекомых. Но еще это было похоже на звук, издаваемый карандашным грифелем о бумагу, о толстую шершавую бумагу, которую принесла откуда-то с чердака мама. Бумага пахла пылью, и когда Виктор слышал этот запах, то его воображение рисовало картины, какие-то старые замки, монастыри. Это было сказочно. Он любил рисовать. Не умел, а любил. Что бы он ни рисовал, всегда получалась какая-то непонятная «теберда», как говорила мама. Со временем и Виктор стал называть свои рисунки тебердой. Только он понимал значение этого слова.
Теберда.
Он один в своих рисунках видел какой-то смысл. Правда иногда ему казалось, что смысл скрытый, и его руку кто-то ведет. Хотя уверен в этом Виктор не был.
Старая железная кровать, с решетчато-пружинной основой для матраца, располагалась
