и мародерствовать, чинить разбой и насилие, – значит ad infinitum[19] возвести небывалый поклеп на все человечество. Люди стремятся воспользоваться любой выпавшей им возможностью проявить себя с лучшей стороны. Свобода, свалившаяся на голову, всегда чревата вспыхивающими то тут, то там сполохами насилия. Однако, как только равновесие утрачивается, его восстанавливает очередное подобие стихийно установившейся справедливости. Хотим мы того или нет, но в один прекрасный день где-нибудь выстроится очередь из тех, кто придет умолять о смерти как об избавлении, и их мольба будет услышана единственно из милосердия, почтения и уважения к тем, кто явится после. По земле бродит немало мерзавцев, заслуживающих участи быть брошенными на растерзание хищникам. Придет день, когда те, кто пренебрег званием Человека, лишатся вероломно захваченных прав и привилегий, награбленных сокровищ и будут безжалостно вышвырнуты вон из жизни, как шелудивые псы.
Мщение всегда будет идти рука об руку с насилием и угнетением. Оправдывать его – невелика доблесть. Но тех, кого насиловали и угнетали, нельзя лишать законного права отмщения. Чтобы уравнять чаши весов, нельзя поделить людей на чистых и нечистых, нельзя пренебречь и самым последним человечишкой.
Человеческий дух подобен реке, которая вечно стремится к морю. Попробуйте только помешать ей, поставить запруду, и вы рискуете испытать на себе ее гнев. Долго сдерживаемая ярость рано или поздно неизбежно прорвется наружу. Дух, управляющий нашими поступками и мыслями, способен принимать любые обличья; он может уподобить нас ангелам, демонам, богам, наконец. Каждому свое. Путь свободен. Но человек не устает воздвигать перед собой преграды из собственных призрачных страхов. Этот мир приходится нам единственным обиталищем, но мы вынуждены ежечасно завоевывать и подчинять его себе. Любимые ждут нас, но нам неведомо, где искать их; наш путь лежит у нас под ногами, но мы бессильны распознать его. Наши возможности безграничны, но мы не умеем ими воспользоваться.
Что пользы от нашего пребывания ici-bas?[20] Нам не дано повторить вслед за Буддой: «Я обрел прозрение, пробудившись окончательно и бесповоротно, поэтому свое прозрение я и назову „пробуждением окончательным и бесповоротным“».
Я хорошо представляю себе мир – ибо он существовал всегда, – в котором люди и животные живут в любви и согласии, мир, непрерывно обновляющийся и переливающийся в лучах любви, мир, в котором нет места смерти. И это не сон, не выдумка, не сказка.
Динозавры исчерпали отпущенный им срок и канули в небытие. Пещерный человек отжил свое – и исчез. Но все, кто был прежде, продолжают жить в нас – презренные, забытые, но еще не погребенные. Они звенья, связующие прошлое и грядущее. Они тоже грезили, но от грез так и не очнулись.
Любая самая ослепительная,
До бесконечности
На этом свете
