едставлении отводится постановка зачастую неразрешимых вечных вопросов поиска места человека, раздираемого противоречиями и внутренними конфликтами, обуреваемого низменными страстями и высокими побуждениями, место человека в этом не столь совершенном полигоне жизни, попытка решения нравственных дилемм, религиозных парадигм, оправдание гуманности теории «меньшего зла».
Нижеприведённый абзац, единственное, что я могу вам предложить в качестве мыслительной подпитки. За ним начнётся дикая, варварская территория, с порой непостижимыми законами бытия, непредставляющая ценности для пытливого анализа загадки человеческой души, территория сложная для постижения интеллектуальным умом. Полная несерьёзность, попытки втянуть вас в дебри зарождающейся иронии и неразвитой сатиры, перемежающиеся вкраплениями цинизма – эти опасности будут подстерегать вас на каждой странице.
Но если вы, уважаемый читатель, не относите себя к светочу и кладези знаний о мироустройстве, предпочитаете, чтобы люди при встрече обращались к вам: «Привет, братуха. Хы. Как чё ваще, как жизня?» – сразу переходите к первой главе, не заостряя внимания на том, что написано чуть ниже. В противном случае, у вас может возникнуть опасное состояние – паралич мозга, состояние при котором ум заходит за разум. Не вдумывайтесь, как такое возможно, не прибегайте к поиску медицинского справочника, просто сразу ищите Главу 1 и продолжайте чтение, если уже освоили это ремесло.
Итак, мой вдумчивый читатель, этот абзац для тебя, наслаждайся им и возвращайся в эту мирную гавань в любой момент, когда тебя станет раздражать и утомлять скабрезность, надуманность и рудиментарный примитивизм основной истории. Вот он:
Лирика нивелирует ритмический рисунок, но языковая игра не приводит к активно-диалогическому пониманию. Синекдоха, без использования формальных признаков поэзии, отражает поэтический возврат к стереотипам, при этом нельзя говорить, что это явления собственно фоники, звукописи. Например, лес – для опытного лесника, охотника, просто внимательного грибника – неисчерпаемое природное семиотическое пространство – текст, поэтому мифопоэтическое пространство недоступно приводит речевой акт, но не рифмами. Как отмечает А. А. Потебня, эстетическое воздействие текуче. Жирмунский, однако, настаивал, что комбинаторное приращение недоступно отталкивает словесный генезис свободного стиха, таким образом постепенно смыкается с сюжетом. Линеаризация мышления однородно представляет собой былинный композиционный анализ, также необходимо сказать о сочетании метода апроприации художественных стилей прошлого с авангардистскими стратегиями.
Основано на подлинных, кое-где слегка преувеличенных, а местами и вовсе – нагло перевранных событиях.
Глава 1
Вводная.
В которой, уважаемый читатель опосредованно знакомится с уважаемым писателем и возможно проникается к нему явной симпатией.
Чувствовал я себя в этот момент таким же чужеродным для окружающей среды объектом, как огородное пугало, чей шест неведомые остряки вогнали в илистое дно посреди пруда с карпами. Случайный прохожий подивился бы на миг, увидав обмотанное тряпьём чудо в полуистлевшей соломенной шапке, а может и остановился кинуть пару камней в рыбий огород, чтобы сбить дырявое ведро, болтающееся на поперечной оглобле и посредством бравых бросков наградить себя полулегальным титулом «меткача дня» и «грозы ворон».
Так и я, подобно пресноводному пугалу, приняв «тадасану» – позу горы из справочника йога за 1976г., стоял на щедро орошаемой полуденным солнцем припарковочной зоне, спиной, затылком и фибрами души к светлому массивному зданию с надписью «Antalya international Terminal 2», обдуваемый влажно-тёплым южным ветром. Стоял, высился с непроходящим напряжением в подложечной области и ждал своих «меткачей дня» или, как их принято называть среди обывателей спецлечебниц – «Рино рейдеры» (Rinos raiders – расхитители почек (лат. англ.) по аналогии с Tomb raider расхитительница гробниц прим. авт.).
Честнее сказать, я их вовсе не ждал и не чаял встречи. И век бы мои глаза их не видали. Но согласно третьему неучтённому закону личностной фортуны, вытекающего из маслянистой поправки к падающему бутерброду и мудрым наставлениям моего лучшего, на тот момент, друга Кольки, находившегося от меня на расстоянии в нескольких авиачасов полёта, приехать должны были именно они – «расхитители» – криминальные охотники за донорами внутренних органов.
Я поборол в себе желание стремглав ринуться обратно в здание международного аэропорта за моей спиной, броситься в ноги русским лётчикам или припасть к длинным изящным ножкам российских стюардесс (этому варианту в моей мысленной прокрутке я отдавал большее предпочтение ввиду гетеросексуальности своей натуры) и умолять отвезти меня домой. Домой значит – обратно, в начинающий ощущать нарастающее дыхание весны, родной город Архангельск, являвшийся на протяжении более чем двух дюжин лет и до сей поры местом моего славного жития бытия.
А ведь
