поочередно закрывала глаза, заставляя звезды прыгать на небе.
– Я хотел кое-что спросить.
– Ну?
Он рассмеялся.
– Господи, я столько раз повторял это про себя, а теперь чертовы слова не хотят складываться… – Джерри взъерошил волосы и фыркнул. – Хм! Ладно, скажи мне, Лол, когда мы были детьми, не случилось ли у нас дома какого-нибудь… какого-нибудь насилия, – закончил брат шепотом.
Лорел поняла сразу. Сердце заколотилось в груди. Джерри помнил. Они решили, что он маленький и все забудет, а он помнил.
– Насилия?
Она выпрямилась, старательно отводя взгляд.
– Ты хочешь сказать, какого-то особенного насилия? За исключением сражений Айрис и Дафны за ванну?
Джерри не рассмеялся.
– Я понимаю, звучит глупо, но порой меня охватывает странное чувство.
– Чувство?
– Лол…
– Если тебя одолевают странные чувства, лучше поговори с Роуз…
– Господи.
– Хочешь, позвоним прямо в ашрам?
Джерри запустил в нее подушкой.
– Я серьезно, Лол. Я решил спросить у тебя, потому что ты не станешь мне врать.
Джерри улыбнулся, он не умел долго хмуриться, и Лорел в миллионный раз подумала, как же она его любит. Даже своих будущих детей она не будет любить сильнее, чем Джерри.
– Мне порой кажется, что я что-то помню, но не могу понять, что именно. Словно то, что случилось, давно миновало, а его тень, ужас и страх остались. Ты понимаешь, о чем я?
Лорел кивнула. Она понимала его, как никто.
– Ну? – Джерри поднял плечо, словно защищаясь, хотя Лорел никогда на него не нападала. – Так было что-то или нет?
Что ей оставалось? Сказать правду? Нет. Есть вещи, которые невозможно рассказать собственному ребенку. Даже если завтра он уезжает учиться в университет, даже если вы сидите на крыше под звездами. И даже если больше всего на свете тебе хочется разделить с ним твою тайну.
– Ничего такого, Джи.
Он не стал переспрашивать, не подал виду, что не поверил. Спустя некоторое время Джерри снова вернулся к звездам и черным дырам. Сердце Лорел разрывалось от любви и раскаяния. Она старалась не смотреть ему в глаза, снова видя перед собой крепкого малыша, который заплакал от страха, когда мама посадила его на землю рядом с глициниями.
На следующий день Джерри уехал в Кембридж и остался там навсегда, уважаемый ученый, из тех светил, что движут науку вперед. Порой они виделись, иногда переписывались: наспех нацарапанные отчеты о закулисных интригах (она), все более загадочные заметки на оборотах салфеток из кафетериев (он), однако необъяснимым образом их отношения изменились. Дверь, когда-то широко распахнутая, захлопнулась. Понимает ли Джерри, что конец их дружбе положил тот вечер на крыше? Со временем Лорел начала жалеть, что утаила от него правду. Она оберегала
