а сумел стряхнуть их с себя.
В этом эпизоде Джону повезло – если бы дело дошло до кулачного столкновения, он потерпел бы жестокое поражение. Джон долго не мог преодолеть барьера – ударить человека по лицу. Это действие, простое для героев боевика как умывание, в реальной ситуации требует жестокости – хотя бы секундной. Махнуть в сторону соперника можно, но прицельно ударить его сложнее. Джон читал в книжке про Майка Тайсона, что бить нужно сквозь соперника, не упираться в него. Но ударить сквозь взгляд, нос, губы, грудь человека Джон не мог. В неизбежных схватках он старался захватить противника, бросить его об землю и примять. Это удавалось не всегда. Джон знал за собой эту слабость, пропускал иногда болезненные удары поддых, в глаз и по уху, но ничего не мог с ней поделать. Неспособность ударить была отвратительным чувством, чувством бессилия.
Особенно обидным было то, что Джон на уступал в силе никому из сверстников. Девяностолетний, но все еще сильный прадед научил его нескольким упражнениям, которые давали приятное ощущение тугой толкающей и рвущей силы. Изометрические упражнения, простые и естественные. Лучший соперник – тот, которого нельзя победить. Борись с ним! Пытайся согнуть железяку, порвать веревку, сдвинуть стену дома. Эти усилия бесплодны только на первый взгляд, они укрепляют сухожилия и дают силу мышцам. «Только не злоупотребляй», – предостерег прадед. «Сердце не стальное, делай понемногу». Джон злоупотреблял. Каждую свободную минуту он растягивал, мял и жамкал старый кожаный ремень, не проходил мимо стены, не упершись в нее изо всех сил, крутил в пальцах и пытался погнуть пятак.
Новое имя наполняло достоинством, требовало оглядки на поступки и призывало к самосовершенствованию. Джон плотно засел за английский. Пятерки по нему он имел всегда и без усилий, но школа была без языкового уклона, и англичанка думала по-русски. Пересечение с маменькиными сынками из спецшколы озадачивало. Они шпарили беглой речью, в которой Джон улавливал знакомые слова, значения которых сходу не вспоминались и не складывались в предложения. Пробелы были очевидны и не допустимы. Начиналось уже и увлечение добрым волшебником Брэдбери, совершенным в переводах Норы Галь, но требующим прочтения без посредника.
Наконец, приобретенное имя позволило Джону компенсировать психический урон, понесенный четвертью раньше. В школу тогда каким-то ветром занесло финских телевизионщиков, которые захотели взять интервью у обычного советского школьника. Директор школы Рыбаков, носивший уважительное прозвище Рыба-коп, отмел всех старшеклассников как неуправляемых, политически ненадежных и пораженных гормонами, вбежал в пятый «Б» и спросил, кто хочет дать интервью телевидению.
Все подняли руки и тогда Рыба-коп топнул, звякнул и уточнил, что телевидение зарубежное, что налагает особую ответственность. В воздухе пронесся аромат жареного и руки опустились.
Джон же
