не ждал, и быстро нашла причину. Брюхатая жена-провинциалка, ну конечно. Неудивительно, что Фролов постыдился говорить о ней ма-тери.
Фролов не мог объяснить, что дело не в стыде. Наоборот – он не только не стыдился Лены, но и собирался ею похвастаться. Беда была в том, что мать не оценила красивого жеста; пытаясь ее впечатлить, Фролов вечно промахивался в деталях.
Той же ночью Фролов столкнулся с матерью на кухне. Лена уже спала на диване в большой комнате, через стенку было слышно, как она посапывает, уткнувшись носом в подушку. Включив лампу на подоконнике, мать заваривала чай.
– Кипятка плеснуть?.. Нет, стой, не уходи. Сядь и посиди с матерью.
Со вздохом он сел за стол. Мать поставила перед ним чашку и тоже села. В свете лампы он заметил, что она седеет: полголовы будто пудрой присыпало.
– А ты что, взял моду сутулиться? Похож на какое-то чучело.
Он послушно выпрямил спину.
– Вот, так-то лучше. А теперь поговорим насчет этой девушки. Знаю, ты стараешься исправиться. И это, конечно, не так плохо, но я в упор не понимаю, чего ты пытаешься добиться детскими выходками. Ладно, хорошо, решил жениться – пусть, это тебе полезно… Но ребенок? Так скоро? Неужели ты не понимаешь, что можешь испортить девушке жизнь? Или чужая жизнь для тебя уже ничего не значит?
Внутренности Фролова сковало холодом. Он чувствовал, как холод змеится в кишках и желудке. Это был застарелый страх перед матерью, преследующий всех детей, не оправдавших ожиданий.
– Мам, – сказал он нетвердым голосом. – Я тебя прошу…
– Вова, рассуди сам. Эта девушка ведь хочет семью и ребенка. Она не знает, какой ты на самом деле, она не знает, что ты только стоишь на пути исправления, и впереди еще очень много работы.
– Мам, – тихо сказал Фролов, – эта девушка – моя жена. И я… знаешь, я же ничем не хуже других.
– Да неужели, – сказала мать, не скрывая сарказма. – Кому угодно можешь рассказывать, а вот мне не надо. Вспомни хотя бы про дядю Яшу.
У Фролова сдавило горло.
– Прости, я… я очень устал и хочу спать, – он встал из-за стола.
– Сядь и послушай, что я скажу. Являешься сюда раз в пять лет и еще смеешь меня игнорировать?
– И вовсе не пять…
– Ты чего там мямлишь? Говорить нормально не можешь?.. Сядь, я сказала.
Дрожа, Фролов вынырнул из кухни в коридор и лег на свой матрас. В темноте было слышно, как мать сердито гремит чашками. Потом всю неделю она пыталась вызвать его на разговор. Избегая ее, Фролов с утра уходил из дома и возвращался лишь к ночи. Он водил Ленку по Невскому и Литейному, показывал вестибюли метро, Эрмитаж и Петропавловскую крепость. Город испугал Ленку имперским размахом. Она бы впечатлилась красотой Ленинграда, если б красота была строго дозирована: одна-две купеческие улицы, а вокруг – обычный советский пейзаж. Увы, Ленинград был несдержанно велик. Каждая улица
