сказал Лерой. – Тот, кому в голову пришла блестящая идея построить комплекс высотных зданий для неимущих прямо посреди престижного района с наследниками и дорогими кабаками, не должен теперь жаловаться. Думать следовало вовремя.
– Придержи язык, Лерой, – сказал Марти.
– Придержу, когда надо будет. Нельзя же, право слово, ожидать от ватаги трущобных ребят, чтобы они бросили продавать наркотики по малой и занялись изучением Ренессанса просто потому, что они вдруг оказались живущими в двух кварталах от коллекции живописи.
– Это не имеет отношения к твоему визиту туда, – заметил Гавин.
– Меня попросили, я нанес визит.
– Ты избил трех подростков и двух охранников. Ты употреблял расистские эпитеты.
– Это не эпитеты. Это знаки внимания и умиления. Нормальный ежедневный межрасовый обмен. Как поживаешь, хонки? Все нормально, собака, а как ты, ниггер? Нормальная речь.
Марти чуть не засмеялся, но вовремя взял себя в руки и бросил враждебный взгляд на Гавина.
– Ничего нормального, – сказал Гавин. – Есть стандарты, которым нужно следовать. Есть такая вещь, называется – профессионализм.
– И, знаете ли, подростки – это преувеличение, – продолжал Лерой, игнорируя Гавина. – Эти подростки выше меня ростом, и тяжелее. А охранники собирались врезать мне по башке дубинками.
– Дубинками? – переспросил Марти.
– Врезали? – спросил Гавин с надеждой.
– Если мы не можем определить их в тюрьму хотя бы на пару месяцев, может стоит определить их в больницу на такой же срок. Пусть другие подростки подышат свободно до лета.
– Глупости, – заметил Гавин.
– Они, видите ли, капитан, – продолжал Лерой, не обращая внимания на Гавина, – дети эти – даже дойти до этой своей дурной школы не могли спокойно, эти трое постоянно ко всем цеплялись. Одиннадцатилетняя девочка позвонила. Она не собиралась ни о чем сообщать, ни о каких преступлениях, она просто хотела поставить нас в известность, нас, работников вот этого самого отделения, являющегося шанкровой сыпью на теле американской юриспруденции, что она нас всех ненавидит, поскольку мы – сборище расистских свиней, которые никого не защищают. Вот скажите – что на такое можно ответить? А? Что вы, взрослый, мускулистый мужик с пистолетом, ответите одиннадцатилетней пигалице, которая вам говорит, что боится ходить в школу, потому что эти трое там торчат, и говорят ей, что она должна им семь долларов? Что бы ты лично сказал ей, Гавин? – Лерой повернулся к Гавину.
– Они ей продали наркотики? – спросил Гавин.
– Ты что, либерал в таксидо? Какие наркотики можно купить за семь долларов, Гавин? Аспирин?
– Тебя отстранят от должности, Лерой, помяни мое слово.
Лерой презрительно фыркнул.
– Ты начинаешь действовать мне на нервы, Гавин. И мне это перестало нравится. Понятно?
– Хорошо, хватит, – сказал Марти. – Лерой, по поводу дела ЛеБланка – появился новый подозреваемый.
– Да,
