образом. Но как бы то ни было, в основе испытаний этих двух личностей лежит проблема привязанности к земным вещам. Иов, имеющий веру, переносит испытание всё же успешнее, а Фауст, жаждущий знания, в конце попадает в ловушку Мефистофеля. Мы оказываемся перед лицом давнего западного антагонизма веры и разума. И в ответ на это противоречие Шопенгауэр предлагает определённую синттическую альтернативу. В книге «Кризис западной философии» Владимир Соловьев признавал большое значение системы Шопенгауэра, которое, по его мнению, органически сочетало теоретическую философию с нравственным учением, в преодолении присущего европейской метафизике отвлеченно-познавательного характера. У немецкого философа находится «восточное» решение отбросить и веру, и разум, одновременно объединяя их в акте созерцания. И это разумная альтернатива. Если ты не привязан к предмету веры и познания, то свободен от него. Из позиции исследователя ты переходишь в категорию созерцателя.
Созерцание в Европе 19 века потеряло популярность, но в классической христианской традиции, в частности у Данте, поместившего созерцателей в Рай, оно считалось добродетелью. Восточная философия, становясь перевалочным пунктом, позволяла Шопенгауэру вернуть этот ценный инструмент, не прибегая к традиции нелюбимой им Церкви. Она начнёт возвращаться к созерцательной традиции только в 20 веке.
Тибетская пословица гласит: «Если ты слишком умный, то можешь вообще проглядеть весь смысл». А современник Шопенгауэра буддийский учитель школы Ньингма Патрул Ринпоче говорил: «Логический ум кажется интересным, но является семенем обмана». Кроме диктата разума Шопенгауэр иронизирует и над социальными нормами, вырастающими из попыток создать законы идеального общества. Выпадами в сторону нормативности общества насыщены его «Афоризмы житейской мудрости». Таким образом, он предлагает отложить всё привычное, выйти из-под власти влечений, отбросить чрезмерное умничание, освобождаясь от причины страданий. Шопенгауэр не даёт никаких религиозных надежд, а просто предлагает преодолеть голодный дух человека. В таком состоянии ты уже не принадлежишь этому миру, а находишься ближе к истинной природе ума.
От этого состояния, представляющего собой особое нерелигиозное просветление, недалеко до понимания природы человека, его достоинства. «Проповедовать мораль легко, обосновать её трудно», – писал Шопенгауэр. И действительно, этика перестаёт быть живой, если не является естественной для человеческого существа, как отмечал Кант. Но разумный выбор у Шопенгауэра – это выход и из природной, и из мирской суеты. Он словно осознание «пустотности», лежащей в основе вещей, но за которым следует не мистическое растворение разума, а аскетическое невмешательство.
Позднее Шпенглер скажет, что стоицизм и буддизм – это мировоззрения, возникающие в кризисн�
