толкнув его в спину, обиженно вымолвила: – Ты меня презираешь, Дима?.. А презирать людей – грех. Великий грех!
– Вести такой образ жизни, как вы, тётя Маша, – тоже великий грех! Ещё больший, чем презрение к людям!
Женщина пренебрежительно скривила губы, из глаз ее потекли едва заметные ручейки слез. Она быстро взяла себя в руки и, флегматично махнув на озлобленного парня рукой, пошла к себе.
– Ну, как твои делишки? – Спросил отец Дмитрия, когда тот зашел на кухню.
Сергей Дмитриевич (так звали отца Димы) сидел за обеденным столом, с открытой банкой пива в руке. Перед ним на столе стояла тарелка с селедкой, порезанной мелкими кусочками.
– Нормально, – Сухо ответил сын.
– А чего сумрачный такой?
– Просто я уставший.
– Это хорошо. Уставать от работы – приятно. Или нет?
– От работы – приятно.
Дима достал из холодильника тарелку с котлетами, включил огонь на плите, поставил на огонь сковородку, и вкинул в нее котлеты.
– А отчего неприятно? – Не унимался отец.
– Неприятно – от неприятностей. – Сын попытался улыбнуться, но у него плохо получилось. Вместо улыбки получилась какая-то надменно-усталая ухмылка.
Посидев некоторое время в сосредоточенном молчании, Дмитрий выключил огонь, переложил котлеты из сковороды в тарелку. Отец, сделав очередной глоток пива, отправил в рот кусочек селедки и задал очередной вопрос: – Это от каких таких неприятностей тебе на работе неприятно?
Дима, сосредоточенно разделывая вилкой котлету, сделал вид, что не услышал вопрос. Отец и не ждал ответа. Он знал, отчего неприятно утомляется его слабохарактерный отпрыск, – от простоты и ушлости рабочих, с которыми парню, в силу своей доброты и заторможенности (не сильной, но всё-таки заметной) очень трудно ладить. Был бы он чуть посмелее, вреднее, – был бы «своим парнем», а так…
– Погодка укачивает? – Отец не сдавался, хотя знал, что сын в подобных случаях отделывается бесцветными односложными ответами.
– Укачивает, – Бесцветно ответил Дмитрий. Потом спохватился, положил вилку, которой собирался проткнуть котлету, на тарелку, и, уже с чувством, добавил: – Сегодня – особенно.
– Непогода утомляет тоже, это да. – Сергей Дмитриевич допил пиво и, смяв алюминиевую баночку, выбросил её в мусорное ведро.
– Ещё ничегонеделанье утомляет, – сказал Дима и почему-то улыбнулся. В этот раз его улыбка была искренняя, радушная.
– Ладно, не горюй, успеешь наработаться. – Отец, обрадованный оживлённостью сына, чуть не выронил вилку с нанизанным кусочком селедки. – У тебя ведь вся жизнь впереди.
– Да. – Сын, снова став флегматичным, тяжело вздохнул. – Впереди – вся жизнь, которую надо прожить так, чтоб не было больно за бесцельно прожитые годы.
– Да ладно, не вздыхай. – Сергей Дмитриевич достал из холодильника
