не успел окликнуть их, добрался до забора, они уже отошли довольно далеко.
Он вошел в дом, поморгал – после яркого солнца на улице в полумраке комнаты почти ничего не было видно. В прихожей на табуретке сидела баба Дина, уставившись невидящим взглядом куда-то в угол.
– Привет! – поздоровался Марат. – Заводи пироги, бабуль, я сессию закрыл.
Бабка издала какой-то невнятный звук, не то всхлип, не то стон, и сунула ему в руку тонкий отпечатанный на машинке листок. Перед глазами все еще плясали синеватые солнечные пятна, и Марат, не глядя в бумажку, переспросил:
– Это что еще за послание? Папаша, что ли, очередной раз откинулся? Домой спешит.
– Руслан… – еле слышно прошелестела старуха.
– Чего?
Кажется, он понял, что произошло, еще раньше, чем бабка начала говорить. Ноги стали тяжелыми, приросли к полу. И горло как будто сжала невидимая стальная рука. Он открыл рот, стараясь глотнуть хоть немного воздуха, избавиться от этого вдруг накатившего удушья.
– Руслан, мальчик ты мой, внучок родной, – исступленно зашептала старуха. – Нет тебя больше. Убили! Убили, проклятые! Принесли вот похоронку, ироды!
Она вдруг поднялась на ноги и, уперев в живот Марата сморщенный короткий палец, еле слышно заговорила:
– Я говорила, я всем вам говорила. Я так и знала, что его убьют, что не вернется он больше. Так нет же, бабка Дина – дура, глупая старуха. Вы-то все молодые, умные, лучше всех все знаете. Ну так вот вам теперь! Довольны? Вернется твой братик домой! В цинковом гробу вернется!
Она вдруг закашлялась, подавилась рыданиями и осела на пол, трясясь и завывая.
Марат почувствовал, как в голове загудело, загрохотало в висках лишившееся кислорода сердце. Еще почти ничего не понимая, не чувствуя, лишь отчаянно желая вздохнуть свободно, он рванул на груди свитер, выскочил за дверь и остановился посреди залитого ослепительным солнцем заснеженного двора. Хотелось броситься куда-нибудь, бежать сломя голову, пытаться что-то спасти, догонять кого-то. Кого?
Он опустился на землю, сгреб рукой горсть снега и принялся заталкивать его в рот, жевать, жрать, не чувствуя ни холода в онемевших деснах, ни вкуса талой воды на языке.
Похороны были торжественными. Гроб установили на главной площади города, прямо под не разобранной еще новогодней елкой. Поблекшие гирлянды хлопали на ветру разорванными бумажными краями. И сыпалась вниз высохшая хвоя. Горожане стояли чуть поодаль. Марат видел лица, плачущие, хмурые и просто любопытствующие.
Глава города сам лично произносил речь над гробом. Плохо настроенный микрофон хрипел и плевался словами:
– Пал как герой при штурме Грозного… Россия не забудет его подвиг… виновные будут наказаны…
Взревел оркестр, задребезжали тарелки. Лепестки гвоздик, красные, как кровь на снегу. Баба Дина, совсем маленькая, закутанная в черное, тихонько раскачивалась из стороны в сторону.
Марат
