что не могу оставить его здесь. И дело не в обещании, которое он трясет с меня каждый день на протяжении пяти лет, что мы здесь были, а просто потому что…
Там за стенами целый мир в котором у меня никого нет. А Митька, он… Умный. Он книжки читает. Даже курить еще не начал, хотя вся его банда уже смолит, прячась по туалетам. Дураки. Можно подумать это их взрослее сделает.
– А тебе не кажется, что для тебя было сделано и так слишком много исключений? Ты разве что на постелях шелковых не спала и суши на завтрак не ела.
– Моя жизнь здесь ничем не отличалась от жизни других девочек, – почти. – Это вы меня выделяли, а теперь говорите, что я не могу даже на патронаж взять брата? Как так?
– Не смеши мою силиконовую грудь, милая, – хохочет она, сидя за своим дорогущим столом из дуба. И это при том, что окна в приюте все деревянные. – Тебя разве что на руках не носили. Тебя никогда не били, не наказывали, кормили лучше всех, одевали в новое.
Не поспоришь, только вот она не знает, как часто мне прилетало за эти самые «блага» от других девочек.
– У тебя будет свое жилье, пособие. Найдешь богатого папика. С твоей мордашкой это труда не составит. Зачем тебе малолетний брат?
Богатого папика.
Почему каждый взял за правило напоминать мне, что у меня есть гипотетический благодетель, который растит меня себе в любовницы? И почему каждый раз думая об этом, я сравниваю себя со свиньей, выращенной на убой? Противно.
И вот снова, теперь от директора нашего приюта, нашей «мамы» Илоны Валерьевны, которая давно и прочно повязана с организованной преступностью.
Ее волновало, чтобы ее благодетель был доволен, а благополучие детей побоку. Ничего удивительного, что все они напомнили волчат, разбившихся по стаям. Моей был брат. И я хотела его забрать. Нет, не так… Он мне просто жизненно необходим.
– Заберите мою квартиру. Это же недвижимость, она много стоит…
– Твоя студия? Копейки…
– По закону… – начинаю я очередной разговор о своих правах, чувствуя, что терпение кончается, а паника захлестывает, – по закону я его сестра, и вы обязаны позволить нам хотя бы видеться.
– Я обязана лишь Богу, – усмехается она, рассматривая свой маникюр, который из-за летнего солнца бросает слепящие блики на мое лицо. – Но Бога здесь нет, как видишь. Так что будь добра, исчезни и ты. Если опоздаешь на автобус, в город придется идти пешком.
И, наверное, вот этот ее издевательский тон не позволяет мне сдаться.
Мысль о том, что Митя останется под надзором этой твари, не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Особенно остро я думала об этом при приближении выпускного.
И вот аттестат об образовании на руках, как и ключи от студии под Москвой на самой дальней ветке метро, а брата я так и не придумала, как спасти.
– Я не уйду отсюда без брата, – заявляю я громким, четким голосом, сев прямо там, где стою.
На что «мама» преспокойненько набирает нужный номер, и пара парней, которым еще год здесь чалиться, хватают
