поселилась в моем сердце. И там, в его тесном коконе, горюя по свободе, временами то складывала, то расправляла свои кровавые крылышки.
Хипыч
Братья Сапрыкины, бритоголовые, приземистые, в черных майках, топтались у магазина, шныряя взглядами по прохожим. Им нужен был третий, чтобы купить в складчину бутылку водки.
– Погодь, это ж кто там пылит? Никак Хипыч? – сказал один из них, младший.
Долговязый, с длинными седеющими волосами до плеч, к магазину действительно шел Хипыч.
– Как всегда один, – процедил старший из братьев, взгляд его стал злобным.
В райцентре Хипыч появился весной. Говорят – приплыл по реке в безвесельной лодке. Вернее, лодку прибило к берегу, а в ней – залетный. Поселился Хипыч в развалюхе покойной Кручинихи. И зажил незаметной, обособленной от мира жизнью. Мясо не ест, покупает только хлеб да молоко. И все чего-то пишет по ночам в сторожке, что на «объекте», где братья Сапрыкины, выпущенные из лагеря на «химию», добывали себе хлеб насущный. Кто он, залетный? Ясно одно – странный, не такой, как все. Это раздражало братьев. К тому же залетный явно игнорировал их, зазнавался.
– «Теперь не уйдет!» – одинаково подумали они, поджидая Хипыча на крыльце магазина.
Застигнутый врасплох, Хипыч попробовал отказаться от выпивки, но братья, настаивая, цепко взяли его под руки и увлекли в магазин.
– Это все, что имею, – сдался Хипыч в магазине, отдавая старшему Сапрыкину деньги. – А теперь я, пожалуй, пойду…
– Так нельзя, – мягко, но с явной угрозой в голосах, возразили братья.
На улице Хипыч попытался вырваться из их рук быстрым движением, как бы желая взлететь. Его отпустили, но вручили ему бутылку водки: теперь не улетит!
Раздавить белоголовую Сапрыкины решили в парке. Там в зарослях сирени было местечко, прозванное бухариками «трезвяк». По дороге Хипыч взмолился:
– Оставьте меня в покое!
– А вот уж хрен! – подтолкнул его в спину старший Сапрыкин. – Хочешь гордым свалить? Сегодня не получится. Сегодня наш день. Ты лучше колись, что это за круг у тебя на прикиде?
– Инь и Янь, – пробормотал Хипыч – на нем была китайская куртка с вышитым даосским знаком.
– Яна? – обернулся идущий впереди Хипыча младший Сапрыкин: – Ну-ка валяй про Яну! Что за герла? Почему не знаем? – и братья загоготали.
А Хипыч, как мог, боролся с тоской. Поглядывал в небо, которое уже переливалось розовыми и лиловыми тонами.
Как, должно быть, хорошо сейчас за городом среди деревьев, трав и камней! Было там озерцо с прозрачной водой, в которое днем смотрелись облака, а ночью – звезды. Хипыч любил приходить к этому озерцу. Он знал, что долго не протянет: застарелые болезни пожирали его тело, и оно таяло, как свечка. Но там, в поле у озера, лежа в травах, он чувствовал, что все в нем идет как бы само собою:
