взвыл от боли, постоял, зажмурившись и постанывая, потом отскочил в сторону и вонзил в Бабухина полный ярости взгляд.
– Ну, держите меня! – взвизгнул он, готовясь ринуться в смертельную схватку. – Ну, гад!
– Прекратите сейчас же! – вскрикнула Татьяна и соскочила с кровати. – Прекратите! – Она подбежала к Литикову и ухватила его обеими руками за плечи. – Ещё драк мне тут не хватало!
Литиков замер, остолбенел. Он не мог не остолбенеть, потому как Татьяна была в прозрачной ночнушке, не способной укрыть изумительные полусферы грудей с двумя бугорками сосков. И двумя кружочками вокруг тех бугорков. Литиков мог бы закатить глаза кверху и упасть в обморок. Если бы сумел оторвать взгляд от прелестей Татьяны.
Женщина почувствовала неловкость.
– Уходите, мне надо одеться! – бросила она и юркнула в кровать, укрылась одеялом.
Но Литиков не способен был двигаться. Ночнушка Татьяны оказалась очень короткой, движения женщины не очень точны, поэтому впечатления Литикова скакнули на ступеньку, располагавшуюся на порядок выше.
И даже Бабухин эмоционально крякнул:
– Да-а!
– Вон отсюда! – рассердилась Татьяна.
– Пошли, Мишка. Не будем смущать нашу хозяйку, – похлопал Бабухин по плечу Литикова и подтолкнул к двери.
За дверью Бабухин и Литиков некоторое время молча разглядывали друг друга, потом Бабухин улыбнулся дружелюбно и протянул Литикову руку. Вздохнув, Литиков пожал её.
3
Сосчитав деньги, Бабухин и Литиков едва умом не тронулись. Шестьдесят восемь тысяч долларов с тремя или четырьмя сотнями и почти пять миллионов в рублях! Едва восторги чуть поутихли, Литиков схватил пару стотысячных и помчался в магазин – не ждать же, пока там эта Татьяна развернётся. Бабухин, не отменяя ранее анонсированное «празднование», попросил хозяйку соорудить закусочку.
Когда Литиков возвратился, пригласили Татьяну и отметили удачу. Выпив и закусив, Литиков мог быть вполне доволен жизнью, однако он, словно чего-то ему не доставало, постоянно крутил головой по сторонам. Его глаза, будто бы, пытались что-то отыскать в окружающей обстановке. Но, по-видимому, не находили, и потому становились всё более внимательными к мельчайшим наслоениям настоящего на исключительно свеженькое сверхудачливое прошлое.
– Ты кто? – вскричал он, заметив мужика, немолодого и мрачного, застывшего на фоне входной двери.
– Космонавт, – прозвучало от двери.
– Кто? Алконавт? – сощурился Литиков.
– Космонавт.
Литиков, расплывшись в улыбке, повернулся к Бабухину и Татьяне.
– Слыхали? Космонавт! Танюша, ответь, пожалуйста, что там такое у дверей, а то я, честно, не копенгаген.
– Космонавт, – ответила Татьяна. – А что? Космонавтов никогда не видали?
Литиков, проморгавшись,
