понимал, что всё говорит правильно, потому что видел, как вытянулось лицо у его вконец растерявшейся собеседницы.
– Ещё из твоих привычек, – задумался на мгновение. – Когда ты говоришь по телефону, руки ты держишь вот так…
Показал.
В левой руке трубка у уха, правая рука согнута и поддерживает левую.
– Откуда ты знаешь? – спросила потрясённая девушка.
Значит, и это тоже было правдой.
– Ты обожаешь мусаку…
– Я ела её на Кипре, – пробормотала девушка.
– Я не знаю ничего про Кипр. Но здесь ты на мусаку подсела крепко.
– Мусака – это кипрское блюдо, – сопротивлялась девушка.
– Про Кипр ничего не скажу, – терпеливо повторил собеседник. – Но мусаку ты любишь. Правильно?
– Откуда ты всё это можешь знать?
– Я могу это знать только в том случае, если ты действительно Таня Тимофеева, если мы с тобой познакомились в Стамбуле, и если я знаю тебя давным-давно.
– Но почему я тебя не помню? – спросила в отчаянии девушка.
– Потому что с тобою случилась беда. Травма. И я не знаю, сможешь ли ты вспомнить когда-нибудь, кем ты была на самом деле.
* * *
Он рассказал ей про её жизнь в последние полгода. Он знал её по Стамбулу, где они познакомились ещё в апреле – в квартале со смешным названием Лялели девушка работала в магазине кожаных изделий. Стамбульский район Лялели – это сплошная череда магазинов, где отовариваются российские челноки, поэтому там половина вывесок – на русском языке, поэтому там повсюду – русская речь, поэтому турки-торговцы нанимают в свои магазины русскоговорящий персонал. Она там работала, продавая кожаные куртки и плащи, но не очень ей работа эта нравилась, и через пару месяцев она нашла себе другую – не в Стамбуле, а на побережье, где отели и много туристов, и она уехала из Стамбула со своими знакомыми, которые ей новую работу как раз и предложили. Какое-то время о ней ничего не было слышно, но месяц назад она объявилась в Стамбуле, и первым делом сообщила, что работать ни на кого больше не собирается, а будет сама по себе, и хотя выглядела она тогда растревоженной, деньгами сорила налево и направо, и было понятно, что в её жизни произошли большие перемены. Она уехала из Стамбула, сказав напоследок, что не знает, когда ещё туда вернётся, а неделю назад вдруг позвонила, предложила встретиться в Памуккале, и дала при этом понять, что им теперь надобно держаться вместе. Не вдавалась в подробности, пообещав обо всём рассказать при встрече.
Она слушала с интересом, но почти каждое слово в его речи вызывало у неё чувство протеста, потому что это было не про неё. Не из её жизни.
– Это не про меня, – сказала она, наконец.
– Почему?
– Потому что я ничего этого не помню. У меня есть свои воспоминания. Меня окружали другие люди, совсем не те, о которых ты мне говоришь.
Тогда он достал свой мобильник и протянул ей:
– На, позвони.
– Кому?
– Тем людям, о которых ты говоришь. Людям из своих
