в этой передаче с момента её основания и насмотрелся всякого.
– Чем занимаешься сегодня вечером? – неожиданно спросил он меня.
Этим вечером, как и во все предыдущие вечера, я должен был предаваться любовным утехам со Светланой. Но не мог же я этого сказать Загорскому. И поэтому только промычал нечто нечленораздельное.
– Всё понятно, – кивнул Загорский. – Вечер свободен. Сегодня едем к моему другу.
– Я не могу.
– Ты что? – удивился Загорский. – Хочешь, чтобы он меня убил?
Я думал, что это шутка – про убийство, но заглянул Загорскому в глаза и вдруг почувствовал в груди странный холодок.
Самсонов тем временем уже вышел к нашему герою. Тот, испачканный с ног до головы подозрительно зеленоватым мороженым, не знал, смеяться ему или плакать. Самсонов улыбался ему как мог широко и всячески демонстрировал своё расположение.
– Так мы договорились? – спросил у меня Загорский.
Я кивнул, потому что не хотел, чтобы такого чудесного человека из-за меня убили.
Светлане я всё объяснил и пообещал приехать не очень поздно. Она казалась раздосадованной и явно хотела что-то сказать, но тут подошёл Загорский.
К Самсонову мы не поехали. Загорский всё уладил сам, сказав шефу, что мы – я и Альфред – сегодня приглашены. Альфред так и сказал: «Мы приглашены» – и выглядел при этом настоящим графом, который должен представить двору своего возмужавшего племянника.
– Ну-ну, – почему-то улыбнулся Самсонов. – Покажи ему настоящую жизнь.
И мы поехали к страшному другу Загорского.
Глава 8
В то, что Загорский в чём-то был прав, я поверил сразу, едва мы переступили порог квартиры. Здесь было много красного бархата, золота картинных рам и мебели, каким-то чудом перенесённых в просторную московскую квартиру из покоев французских королей. Я никогда не думал, что подобное возможно – будто кто-то рачительный сумел сохранить уют и роскошь прежней жизни, знакомой нам только по фильмам. Сегодняшняя жизнь тоже заявляла о себе – необыкновенных размеров телевизором и сотовым телефоном, оставленным кем-то на роскошном плюше дивана, но это не выглядело неуместным или вызывающим.
Загорский прошёлся по комнате. На фоне картин он смотрелся великолепно, оставалось лишь сменить клетчатую рубашку на смокинг, и можно было снимать его в этих интерьерах. Не успел я об этом подумать, как дрогнула тяжёлая портьера и из-за неё вышел невысокий человек в домашнем халате с атласными лацканами. Он был не стар, но и не молод, за прожитые годы успел подрастерять растительность на голове и заработать какую-то желудочную болезнь, о чем можно было судить по его нездорового цвета худому лицу, которое, впрочем, было так ухожено, как нечасто увидишь. Особенно выделялись глаза. Глубоко посаженные, они казались темнее, чем были на самом деле, и придавали человеку какой-то демонический облик.
– Познакомься, Костя, – сказал Загорский человеку в халате. – Это мой
