тепло, без тяжелых побочных примесей. Как умела, конечно. И не переусердствовала в лицемерной скорби.
Вернулась она поздно, но еще успев на метро. Пугающе трезвая. И, сбрасывая жуткие конструктивистские копыта, прослывшие дизайнерской обувью, заявила, что вчера к Марте приходил Аптекарь.
– Я не знала, стоит ли вообще об этом упоминать! Поэтому тебе сразу не сказала. Ведь он становится подозреваемым… А почему ты так уверен, что она умерла не своей смертью? Я не могу представить, что ее кто-то вот так… берет и убивает! – Гуля возбужденно металась по кухне в поисках любимой мельхиоровой ложечки.
Серж чувствовал себя громоздким и лишним. Он не мог понять, кого Гуля называла Аптекарем. И, что важнее, он вовсе не был уверен в том, что Марту убили. Просто он изложил Гуле безопасную версию событий: о том, как был на съемках… – магическое слово! – и ему позвонили, и он приехал…
– А ты был на опознании? Вскрытие делали?! Почему место преступления без охраны?
Гуля сыпала вопросами, на которые у Сержа не было подходящих ответов. Но и вопросы были больше панической риторикой. И какая вообще может быть охрана? Серж вспомнил рассказ Конан Дойла «Второе пятно» – и доверчивого констебля, которого отчитывает Лейстрейд. Не наша тема.
– Понимаю тебя, – вдруг тихо протянула Гуля. – Не хочешь настаивать на статусе мужа…
И это было, пожалуй, самым точным определением его нынешнего состояния. Нежелание настаивать на статусе.
Некрасивое мортидо
– Лев Львович! Как ваше ничего? Процветаете помаленьку?
Мишка!
Мученическая улыбка сморщила воспаленно-радужную красноту лица Левы Брахмана. Он был рыжим, поредевше-кудрявым, с возбудимой мимикой. И ему невероятно хотелось ликующе ответить на этот звонок. Подурачиться, выпить, поерничать насчет вновь открытой болезни Айзенштата-Альцгеймера. Крепкая циничная докторская шутка – как раз то, что сейчас нужно. Блаженный отдых в целебной болтовне с тем, кому ничего не надо объяснять – можно только бесстыдно жаловаться и плакаться в жилетку. Но ведь теперь вокруг ураган «Марта», и все мы будем унесены им и сгорим в геенне огненной. Зачем же она умерла именно теперь! Когда как раз пошла масть – гастроли за гастролями. Да, Лева чертовски устал, но если появилась возможность, он будет пахать до кровавого пота. Он еще мальчишкой узнал, что это такое: это когда после четырехчасовой подготовки к конкурсу с лица течет влага и смешивается с кровью из носа. И Лева отчаянно вытирает эти капли с виолончели, но от усталости кажется, что она, жадная красавица, успевает их мгновенно впитать, чтобы напоить звук…
Но какой глупый вопрос «зачем»! Разве Марта смогла бы умереть приватно, не испортив попутно кому-нибудь жизнь… Только бы с собой не забрала. Теперь Львенка преследовал страх увидеть усопшую во сне, как она зовет его с собой! Единственный
