сворой, нанося удары металлическими прутьями. Завизжала одна из девушек.
Телохранитель Китайгородцев: «Из кобуры… Предохранитель…»
– На пол! Все – на пол! Стреляю!
«Марецкий… Бледен… Трое… Растерянны…»
– Лежать!
«Ствол пистолета – в лоб ближайшему… Один пятится к двери… На мушку…»
– Лежать!
«Не лягут… Не верят… Пол… Деревянный… Без рикошета… Можно стрелять… Под ноги… Этаж первый… Можно…»
– Лежать!
«Выстрел… Упали… Одновременно…»
– Вызывайте милицию! Живо!
«По стеночке… К Марецкому…»
– Лежать! Поубиваю!
«За ворот рубахи… Не до сантиментов… За мной… Бледный он очень… У входа могут быть сообщники…»
– Где у вас запасной выход?
«Дверь ногой… Оказывается, была закрыта… Коридор… Что здесь?.. Комната… Женщина…»
– Здесь выход?
– Да!
«Напугана… Пистолет в моей руке… Пистолет не прятать… Дверь… Двор… Проходной… К своей машине нельзя… Она у входа… Там могут быть сообщники… Машина… Дверца… Марецкого в салон… Водитель испуган…»
– Все нормально, мужик! Вперёд! Ты на пистолет не смотри, у меня на него разрешение есть.
И уже Марецкому:
– Нормально! Всё хорошо!
Волосы у Марецкого мокрые. Не достригли его. Вид диковатый, конечно. В другом месте теперь марафет наведёт.
– Вам теперь нельзя здесь появляться, – сказал Китайгородцев. – Забудьте про этот салон навсегда.
Могут ведь мстить, попадёт под горячую руку.
Степан, несмотря на ранний час, был уже сильно поддатым. Его Костюков распознал сразу – по словесному описанию, данному ему Китайгородцевым, хотя рядом сидели ещё три пьяных мужика.
– Ты Степан? – на всякий случай уточнил Костюков.
– Ну, допустим, я, – не очень уверенно подтвердил тот.
Чтобы мысли собеседника потекли в правильном направлении, Костюков показал ему своё удостоверение. «Ксива» была самой обычной. Из неё следовало, что Костюков является сотрудником частного охранного предприятия «Барбакан». Но на фотографии он красовался в милицейской форме. Фото сохранилось с тех давних уже пор, когда он служил в органах. Ход запрещённый, но действовало обычно безотказно.
– Поговорим? – предложил Костюков тоном человека, никогда в своей жизни не знавшего отказа.
Пошел по тропинке, уводя Степана прочь от его собутыльников. Степан послушно шёл следом, вздыхая от посетившего его расстройства чувств.
Шли мимо размытых дождями могильных холмиков, мимо неровно стоящих крестов, к машине, припаркованной у покосившегося забора.
– Садись!
– З-зачем? – испугался Степан.
Машина большая и роскошная. Он в таких
