сами.
– Если их сейчас убьёшь, Крош расстроится, – говорит Гена и берёт малышку на руки.
Она утыкается ему в плечо, окончательно успокаивается. Потом смотрит на меня через плечо Гены отчего-то так спокойно, хотя недавно в её глазах плескался вселенский ужас, и вдруг показывает пальчиком на меня и говорит картаво:
– Кылья.
Оборачиваюсь, но, кроме мусора и окна, затянутого пожелтевшей плёнкой, не вижу никаких крыльев.
Хмыкаю и иду к Стасу.
– Скоро очухаются, – говорит он и сплёвывает на пол.
– Отлично, – выдыхаю с предвкушением.
Снимаю куртку. Разминаю шею и щёлкаю пальцами.
Глава 8
Один из ублюдков стоит на коленях после моих ударов и сплёвывает кровь, заодно и несколько зубов.
– Я тебя урою… тварь… – хрипит Степков младший. Тот что выкрал ребёнка. Дядя малышки.
Хотя какой он нахер дядя? Это просто мразь, пачкающая мир своим существованием. Как и его старший брат. Как и остальные подобные подонки.
– Смотри-ка, Данте, – усмехается Стас. – Он думает, что живым останется.
Дёргаю уголками губ и произношу очень спокойно и негромко:
– Хочешь узнать, что я чувствую, причиняя боль таким вот ублюдкам, как ты? Мм?
– Иди на хуй! – рычит Степков и снова сплёвывает кровь и облизывает губы.
Руки у него связаны за спиной, и он шатается, стоя на коленях. В глазах – ненависть. Страха нет. Пока нет. А вот Степков старший быстро сдался – пара ударов от Стаса, и он в глубокой отключке. Но может быть и хорошо. Пусть отдохнёт, потом увидит, что я сделал с его брательником и поймёт, какое веселье ожидает и его.
– Я всё равно расскажу, – произношу медленно и обхожу его по кругу. Затем хватаю за сальные короткие волосы и запрокидываю его голову, вглядываюсь в омерзительное лицо и говорю со зловещей улыбкой: – Когда я делаю больно плохим парням, я испытываю удовлетворение.
– Мне срать, что ты, тварь, испытываешь… – плюясь кровью, рыча от бессилия и злобы, шипит подонок. – Я за себя всё знаю. Я не без греха. И хоть я сделал много дерьма в жизни, но я могу честно сказать, что я никого не убил, никого не калечил. За своё я отвечу. А вот тебя, засранец, ждёт самый страшный суд.
Рывком отпускаю его голову и захожусь в истеричном смехе.
Стас тоже ржёт и качает головой.
– Ты веришь в Бога? – сквозь смех спрашиваю его. – Ты? Похититель детей? Веришь, но не следуешь десяти Его заповедям?
Меня охватывает неистовый, просто огненный и бешеный гнев.
– Будто ты следуешь. Будто кто-то из людишек следует, – издевательски смеётся урод.
Я холодно улыбаюсь.
– Я скажу тебе одну вещь, – произношу острым, словно бритва тоном. Ублюдок вздрагивает. Ощущает перемены.
– Бояться должно лишь того, в чём вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного,
