почему же, – вяло запротестовал я.
– Не ваш характер там просматривается. Слишком уж агрессивный получается договор. Недобрый.
Я понимал, о чём идет речь. У каждого договора, как у живого существа, есть характер. Бывает договор добрый, полюбовный, мягкий – договор равноправных, уважающих друг друга партнёров. А бывают договоры, в которых нет ничего, кроме недоверия и скрытой агрессивности. В них больше пишется не о том, что предполагается сделать, а о том, какие кары обрушатся на голову нарушившего условия.
Алекперов оглянулся на охранников. Я понял, что он не хочет продолжать разговор при них.
– Вы торопитесь?
– Если честно – да, – кивнул я. – У меня съёмка.
– Хорошо, встретимся позже.
Он что-то хотел сказать мне, я видел. Но не сказал, развернулся и направился вдоль по коридору. Сейчас я его уже не видел – его закрывали широкие спины охранников.
12
Иван Иванович Буряков прожил без двух лет полвека и за свою жизнь кем только не был. Он служил в армии и матросил на Дальнем Востоке. Строил Московское метро. Работал спасателем на водах в славном городе Сочи. Собирал кедровые шишки в сибирской тайге. Год отсидел в тюрьме, причем, судя по всему, не за свои, а за чужие грехи. Ещё он охранял дачу известного в прошлом артиста театра Перевезенцева, по протекции которого чуть позже устроился на должность кладовщика в какой-то мелкой театральной конторе, но был с позором изгнан оттуда через пару месяцев, когда открылась его былая судимость, о которой он при приёме на работу деликатно умолчал. Но пёстрая картина разнообразных событий в жизни Ивана Ивановича померкла перед тем, что сталось с ним после начала перестройки, когда кастрюлю с варевом жизни кто-то невидимый, но огромный с силой встряхнул, и всё в той кастрюле перемешалось. В этом хаосе Иван Иванович за десять лет последующей жизни поменял то ли тридцать, то ли сорок мест работы – он и сам путался, а установить истину не представлялось возможным, поскольку трудовую книжку, этот паспорт каждого честного трудящегося, он потерял ещё году в восемьдесят девятом, а восстановить её так и не удосужился, перебиваясь с тех пор случайными заработками. Жизнь швыряла его из стороны в сторону, пока не бросила в нашу программу, о чём он сам, собственно, пока даже не догадывался.
Письмо на телевидение написала его родная сестра. Она когда-то, год назад, увидела выпуск программы, тот самый, в котором мы отправили нашего героя в прошлое, где он, как верил в это сам, был императором Павлом Первым. Сам факт возможности смены участи настолько потряс женщину, что она предложила проделать что-нибудь подобное с её братцем.
Мы отобрали это письмо в числе десятка других, по которым можно было бы поработать, но когда мне в руки попала фотография Бурякова – всё решилось в мгновение. Теперь он был просто обречён стать героем нашей программы. Бывают лица, плохо подходящие для телеэкрана. Буряков подходил идеально. Теперь ему предстояло: во-первых, узнать страшную государственную тайну, во-вторых, войти в круг избранных.
Для завязки сюжета он был приглашён в театр, в котором когда-то играл Перевезенцев.
