и даяху отци и матери дети свое одьрень ис хлеба гостьм. Се же горе бысть не в нашем земли в одинои, и по всеи области Русскеи кроме Кыева одиного>>. Мы видим все встречавшиеся ранее мотивы: и перечисление дороговизны того, что люди едят, и множество мертвых. Жутковатое описание прерывается сухим отчетом о политических событиях. Потом снова сцены того, что творится в городе. Грабежи и пожары связаны с каким-то безнравственным поведением власть имущих, возможно спекуляцией (<<кде чююче рожЬ») , начинает звучать моральное осуждение, встречающееся и в рассказе о Прохоре Лебяднике. Вклинивается в текст и как бы подробно и детально раскрытое изображение <<погибели земли». В то же время мы снова встречаем эмоциональные восклицания-перечисления. «Мы же на преднее възвратимся, на горкую и бедную память той весны…». Упоминанием <<горькой и бедной памяти той весны>> летописец подчеркивает незабываемость трагедии, эмоциональная оценка должна увековечить ее для иных времен. В предпоследнем отрывке эмоциональные существительные, лишь обобщенно названные в других местах летописи, приурочены к разным местам, словно распределены по ним: на улице – скорбь, а дома – тоска. Подобное встречается в «Слове о полку Игореве» и в «Слове Даниила Заточника», где туга, печаль, тоска связаны с с какими-то определенными местами или городами. Но в Новгородской летописи встречаем и еще один интересный момент. В ней есть попытка раскрыть и нравственные причины туги, печали, скорби – между людьми нет милости, они не хотят поделиться хлебом, тоска, потому что дети плачут о хлебе. Так формируется страшное представление о погибели земли.
Итак, в древнерусских текстах встречаются те же, что и в западноевропейской литературе, мотивы и представления, ассоциирующиеся с голодом. Возможно, это связано с типологической близостью ситуаций. Но мы встречаем и некоторые особенности в новгородском летописании. Благодаря использованию эмоциональных восклицаний, сцены голода изображены с особой художественной экспрессией. Древнерусский книжник постоянно выражает свою скорбь, горе.
Мучительная нравственная оценка поведения людей, даже во время страшного бедствия забывающих о милости, жалости, справедливости, приводит к созданию обобщенно яркого представления о «погибели земли».
Милость, жалость, правда не только важны, но и могут стать спасением от «погибели».
Книги, подобные монографии Ж. Ле Гоффа, помогают понять историю как западноевропейскую, так и отечественную, да и, безусловно, сознание современного человека. ·
Глава 2. Даниил Заточник и ваганты
С принятием христианства в поэтике литературы Руси XI-XIII веков возникло причудливое сочетание книжной, прежде всего библейской традиции и фольклорной, восходящей к языческой образности. В условиях древнерусского двоеверия происходил процесс взаимообогащения, nлодотворного взаимовлияния этих двух культур, приводящий к созданию ярких памятников.
