острый интерес, который она к ним проявляла, со временем пройдет. «Дети любят страшные истории, – думалось мне, – когда-то я и сама их любила». Документальные фильмы о настоящих преступлениях и новости о различных злодеяниях меня отталкивают, однако истории – совсем другое дело.
Но теперь мне уже не кажется, что в случае с Колли это временное явление.
Мы приезжаем сюда лишь изредка. Ирвин говорит, что пустыня навевает ему мысли о потустороннем. «И что же плохого в потустороннем?» – спрашиваю я, чтобы ему досадить. (Хотя он прав. Пустыня действительно оказывает такое влияние.) Думаю, в дом можно было бы привезти телевизор, но сама мысль об этом кажется мне такой же нелепой, как тушь для глаз у тигра. Так или иначе, но мне доподлинно известно, за что он не любит Сандайл, и отсутствие телевизора здесь совершенно ни при чем. Все дело в том, что он не любит вспоминать.
Ему хочется продать этот дом, но это один из тех моментов, в отношении которых я осмеливаюсь категорично ему возражать. До нашей свадьбы он принадлежал мне, в документах на него фигурирует только моя фамилия, так что пусть катится колбаской, как сказала бы Колли.
Впервые Сандайл показывается вдали, когда до него остается еще несколько миль. Потом то и дело прячется за поворотами и каменными глыбами, но каждый раз появляется опять, все ближе и ближе, будто сам едет нам навстречу, а не наоборот.
Колли дергает меня за рукав.
– Не делай так, это шелк, – рявкаю я.
– Стой! – кричит от обиды и возмущения Колли. – Ты что, забыла, мы же ведь в Онести.
– Нет, не забыла, – отвечаю я, хотя она права. Я просто немного растворилась в прошлом. А может, и в будущем, поди теперь узнай.
По обе стороны безлюдной автострады вокруг нас высятся развалины Онести, чем-то напоминающие скелеты. Мы всегда останавливаемся здесь по пути в Сандайл. Такова традиция. Поэтому я съезжаю на обочину и выхожу, а вслед за мной и Колли. Из земли торчат покрытые ржавчиной здания и какие-то машины, отбрасывающие в коротких зимних сумерках длинные тени. Воздух стылый. Покрытый коростой металл озарен косым светом.
Городок Онести был основан в 1870 году. В свое время в нем насчитывалось три тысячи жителей. Но когда железная дорога изменила свой пустынный маршрут и свернула в сторону Палм Спрингс, он благополучно скончался. Теперь от Онести осталась лишь проходящая по нему старая автострада, груды вывороченных балок и зазубренные жестяные крыши. На фоне розового заката чахлыми силуэтами выделяются брусья и стропила.
– Ничего не трогай, – по обыкновению говорю я.
У Колли напрочь отсутствует инстинкт самосохранения.
– И не подходи близко к домам.
Большинство из них уже обрушились, другим осталось стоять всего ничего. Колли что-то мне кричит и несется к руинам. Она обожает здесь бывать.
Колли
«Ну
