Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения в России за 300 лет. Яков Миркин
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения в России за 300 лет - Яков Миркин страница 7
1855–1881 – либерализация, Александр II, реформы, представительство;
1881–1894 – закручивание, Александр III, административное давление;
1894–1917 – вынужденная либерализация, Николай II, парламент, февраль;
1917–1921 – октябрь, военный коммунизм, всё – административно;
1921–1931 – либерализация, НЭП;
1931–1953 – сбор всего в кулак, административная система, Сталин;
1954–1970 – либерализация, оттепель, экономическая реформа;
1970–1985 – централизация, бюрократизация, концентрация;
1985–1998 – либерализация, децентрализация, разгосударствление, разнос;
с 1998 – шаг за шагом концентрация власти, сгущение государства.
Большие качели. Как и за кордоном.
Это циклы в 15–25 лет, хотя были и короче, и длиннее. У них есть причины, никакой тайны. Живая пульсация общества. То отпустить, чтобы дышало, то придавить, чтобы удержать. То дать волю, чтобы полный вперед, то зажать, чтобы не упустить.
Наша особенность: сто с лишним лет в России – из крайности в крайность. Амплитуда чрезмерна. Из одного перебора в другой.
Ну а дальше? Никто не скажет когда, но жизнь сама отпустит вожжи. На дистанции в 5—10 лет. Скорее всего, это случится. Если, конечно, мысленно продолжить этот ряд.
Что еще? Действие равно противодействию – закон жизни больших систем. Чем дальше мы зайдем в том, что называется «сверхконцентрация власти», тем сильнее будет обратное движение.
Маятника никто не отменял.
Лучше не нужно. Просто из чувства самосохранения. Ради любви к тем, с кем мы вместе, в одно время живем. Любовь и жалость здесь – одно и то же.
Но жалость, обращенная к народу, – редкость в нашей истории.
Россия крайностей и стрессов
Крайности изменений
Начало XVIII века, реформы Петра I – утроение податных тягостей, всеобщее разорение и одновременно – то ли убыль населения, то ли уход его в тень, чтобы государство не видело – по крайней мере на 20 % (П. Н. Милюков, 1905). Модернизация второй половины XIX века – кампания террора. Октябрьская революция, 1917–1921 гг. – убыль населения на 8—10 % (Питирим Сорокин, 1923). Сталинская модернизация, 1930-е – убыль населения на 4–5 % (А. Вишневский. Демография сталинской эпохи, 2003). Реформы 1990-х – убыль населения на 1,3 % в 1991–2000 гг. (прямая убыль, без учета нерожденных детей) (Росстат, МВФ).
Да, победа в Великой Отечественной войне! Мы плачем, мы гордимся, мы встаем на колени. Но какой человеческой ценой – перемолотые миллионы жизней! На каждого немца погибли трое советских. По меньшей мере трое.
300 лет реформ в России, модернизационные рывки, множественные попытки догнать Запад – все это всегда, за немногим, происходило «железной рукой». Самым жестоким способом, с огромными потерями населения.
Это закономерность? Были бы наверху Иванов, Петров, Сидоров – это все равно случилось бы? Кажется, что исторический «закон крайностей» действует в России. Жесточайшие вертикали, пронизывающие общество, или сами ломают, или их ломают. Победы, великие победы – через великие утраты жизней.
Всегда