штуки – огоньки автоответчика, будильники, счета – которые нарушают их спокойствие. Берни сразу же подошел к телефону и нажал на кнопку. У нашего телефона есть свой собственный своеобразный голос, который звучит совсем как голос робота из фильма, который мы с Берни как-то раз смотрели. Даже не просите объяснить, о чем был фильм, но в конце Берни сказал: «Ну что, понял? Робот тут главный». Ого. Робот все это время был главным? Мне стало страшно, и тут фильм закончился.
Но все это неважно. Берни нажал кнопку, и наш телефон сказал: «Два новых сообщения».
А потом:
– Привет, Берн, приятель, – я узнал этот вроде-бы-дружелюбный голос: то был парень в гавайской рубашке из «Сухого ущелья». – Это Чак Экель. Как ты там? У нас тут небольшое происшествие в торговле оловом – позвони мне как только получишь сообщение. Это, типа, супер-срочно.
А потом:
– Привет, Берни, – и этот голос я узнал – действительно дружелюбный, а не только притворяющийся. Это была Джейни, мой парикмахер, лучший собачий парикмахер во всей Долине. У нее было отличное заведение с гениальной бизнес-идеей: «Парикмахерская для животных Джейни – сами увезем, сами привезем». Вообще давненько ее не видел, если так подумать. – Это Джейни. Просто хотела узнать, что тебе сказал ветеринар.
– А? – произнес Берни и поднял трубку телефона. – Джейни? Это Берни Литтл. Получил твое сообщение. Что ты там говорила про ветеринара? Позвони мне, когда будет время, – затем он набрал еще один номер. – Чак? Это Берни Литтл. – Берни замолчал, слушая ответ. Есть один художник, который очень нравится Берни, не могу вспомнить его имя, он рисовал портреты – целую кучу, как сказал Берни – и части лиц людей на его картинах, казалось, не вполне сочетаются друг с другом. Так вот, лицо Берни с каждой секундой все больше и больше походило на такой вот портрет. – Землетрясение? Я не… В Боливии? Но как это?.. Три тысячи? Но… – он снова замолчал, слушая ответ, и лицо его становилось все неестественнее и неестественнее. – Что это значит – закрыть позицию? – я слышал голос из трубки, и дружелюбия в нем было все меньше. – Ты никогда… – еще меньше дружелюбия. – Потеряли все вложения? Я не так себе это представлял… Когда-когда тебе нужны деньги? – Берни повесил трубку, но я успел услышать, как Чак Экель сказал:
– Закрой сделку сегодня, приятель.
Когда Берни чем-то расстроен или даже подавлен – не то чтобы что-то действительно может расстроить Берни – у него есть привычка сильно терять глаза костяшками пальцев. Вот и сейчас он это делал. И хотя я знаю, что ничто не может по-настоящему расстроить Берни, я совершенно не выношу, когда он вот так вот трет глаза. Так что я подошел и толкнул его головой, а потом еще раз, потому что первый раз он, кажется, не заметил.
– Да, малыш, – сказал Берни. Он перестал тереть глаза и взглянул на меня. Я взглянул на него в ответ, и теперь мы смотрели друг на друга. Постепенно его лицо возвращалось к нормальном выражению. – Как насчет жевательной косточки?
Жевательная
