было понять. Свербеев, из этих других, в каком-то салоне договорился уже до того, что в «Мертвых душах» опозорена Русь и всё то, что свято русскому сердцу, именно потому, что развратный Запад увидит в таком скверном виде из этого сочинения Русь.
Николай Васильевич волновался, как ни предвидел, что публика по первому чтению именно почти или вовсе ничего не поймет. Все-таки лучшие наши умы собрались в журналистике, и он жаждал услышать от лучших умов верный голос благородного беспристрастия и размышления не о чем-нибудь малом, а прежде о том, что превыше всех нас, то есть единственно о загадочных судьбах русского человека и всей необъятной Руси, тот именно голос, который один долговечен и равно доходит до всякой души.
Однако журнальная критика, едва завидя первую книгу поэмы, в ней обнаружила лишь ещё один подходящий повод к тому, чтобы тотчас разбиться на непримиримые враждебные партии. Благородства и размышления, даже по крохам, нашлось далеко не у каждого из наших лучших умов, беспристрастен же не был, к несчастью, никто.
Пристрастие нескрываемое, пристрастие откровенное прозвучало уже в объявлениях. Ещё и книга не поступила в продажу, ещё её ни один из наших лучших умов не читал, даже вскользь, а уже выносилось суждение. «Ведомости С.-Петербургской городской полиции» уверяли своих своеобразных читателей, Бог весть из чего:
«Здесь талант нашего романиста предстанет нам ещё на высшей степени своего развития, нежели на какой мы видели его прежде: этого довольно, чтобы возбудить участие к роману, которого появление должно составить эпоху в нашей повествовательной литературе…»
Боже мой, на какую надобность ему было такое участие? Разве он пекся о месте в повествовательной нашей литературе, положивши пять лет неустанных трудов и забот?
Тут же ввязалась «Северная пчела», почитавшая первым русским повествователем и романистом Фаддея Булгарина:
«В «Северной пчеле» будет помещен разбор этого классического сочинения и доказано математически, что ни в одном русском сочинении нет столько безвкусия, грязных картин и доказательств совершенного незнания русского языка, как в этой поэме…»
Как же не стыдно? Ведь вы ещё не прочитали строки! И что вам в таком случае до незнания русского языка?
На другой день явились «Отечественные записки», в которых поместилась заметка Белинского:
«Давно и с нетерпением ожидаемый всеми любителями изящного роман Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души» наконец вышел в Москве и только что сейчас получен в Петербурге. Мы не успели ещё прочесть его, спеша окончить эту книжку журнала. Но имеющие случай читать этот роман, или, как Гоголь назвал его, эту «поэму» в рукописи или слышать из неё отрывки, говорят, что в сравнении с этим творением всё, доселе написанное Гоголем, кажется бледно и слабо: до такой высоты достиг вполне созревший и развившийся талант нашего единственного поэта-юмориста! Вскоре мы отдадим нашим читателям подробный отчет о «Мертвых душах»,
