ему, и его – извлечь из моего совета для себя полезное. Что же касается до диссертации его, то, ещё не читая её, советовал ему не подавать её, даже уничтожить её вовсе, напечатав из неё одни только отрывки, как отдельные статьи. Известие твое о таланте Ивана Аксакова меня порадовало, и я пожалел, что ты не прислал мне его стихов.
«Наконец я тебе сделаю упрек: ты заговорил о том предмете, о котором я просил во всю жизнь мою никогда мне не говорить. Ты позабыл содержание моего письма, говоря, что я требовал решительного «да» на мое «предложение». Не предложение я послал к вам на «решение». Я просил только во имя дружбы выполненья моего решенья, моего обета, данного Богу. Именем дружбы и всего святого просил я одного только «да». И не ожидал такого ответа. Нужно было хотя каплю веры или хотя тень доверия иметь ко мне. Без них не может существовать никаких отношений. Зачем же спешить так скоро заключеньем и называть мою просьбу нелепой и несправедливой, когда я слишком ясно, как здесь, так и в других местах, сказал, что половины причин моих я не могу сказать. Зачем же думать, что я лгу? Зачем, потому только, что уму твоему показалось глупым, называть глупым дело того человека, который всё же не признан тобою за глупого человека? Зачем такая гордость и такая уверенность в уме своем, будто бы он обнял уже все стороны? Мне было горько, слишком горько всё это. Знаю только то, что я бы не поступил так, и если бы у меня потребовал кто святым именем дружбы выполнить то, что выполнить требует сама душа его, я молил бы об этой просьбе, как молит умирающий о последнем своем желании, я бы выполнил её, молясь только Богу о том, как лучше и умней её выполнить, и если бы при этом потребовал он от меня веры к себе ради самого Христа потребовал бы веры к себе, никаким бы я не предавался тогда размышлениям, и хотя бы ум мой и признавал кое-что неблагоразумным, я бы выполнил эту просьбу и выполнил бы её честно, как святыню, моля Бога только о том, чтобы помог Он мне её выполнить.
«И к чему эти толки о том, что тому и тому нужно прежде уплачивать? Будто я уже ребенок и не взвесил ничего прежде! Во-первых, Аксаков (которому за уплаченными тобою 5 606 р. осталась безделица) не возьмет ни копейки из этих денег, если бы даже оставалась и не безделица и если бы он сам находился в несравненно затруднительнейшем состоянии, чем теперь, во-вторых… Но зачем об этом толковать, когда тут можно сказать ещё в-третьих, в-четвертых, в-пятых и даже в-шестых? Довольно, если совесть меня не упрекает в моем поступке и если внутренний голос требует, чтобы я так поступил. Если ж тебе тяжело выполнить мою просьбу, сдай всё дело Аксакову. Бог ему поможет выполнить её. Но ради самого Христа, с этих пор мне ни слова об этом деле. Ответит мне Аксаков. Я ещё не совсем освободился от моей болезни, а ответ твой сокрушил меня, а чтобы тебе сколько-нибудь было это понятно, скажу тебе только, что причиной самой болезни моей было отчасти душевное потрясенье и сокрушенье, в котором сыграл также роль и бедный Погодин, которому судьба наносить неумышленно горчайшие оскорбления всем,
