в дальнейшем. Сейчас нам нужно принять ситуацию как есть.
– А с вами такое случалось?
Он отвел взгляд и ничего не ответил. Потом мы говорили о лекарствах, делая вид, что этого постыдного эпизода проявления горя никогда не было.
Как быстро все развалилось! Я даже в страшном сне не представляла, что две счастливые, полные любви и энергии жизни могут в одночасье разрушиться. Разве мы хотели слишком многого? Или взлетели слишком высоко к солнцу, опалив крылья? Мы просто жили, зарабатывали немного денег, любили друг друга. Испытывали благодарность. Ценили то, что имели. Старались проявлять щедрость. Несмотря на развитое воображение, я так и не поняла мораль и смысл нашей истории. Удача вмиг отвернулась от нас, словно кто-то невидимый и всесильный решил над нами подшутить.
Жизнь превратилась в уродливую пародию на саму себя. Увлекательное приключение сменилось бессмысленным блужданием в потемках, и я застряла в этом квесте совсем одна. Название моей второй книги казалось теперь жестокой шуткой. Куда бы я ни обращалась, что бы ни предпринимала – новые лекарства, новые врачи, позитивное мышление, мантры, – мне так и не удалось найти выход из мрачного лабиринта.
Мы по-прежнему ездили по врачам. Состояние Эйбела ухудшалось. Только через год прозвучало: «ранняя деменция». Но это был не диагноз, а всего-навсего описание проблемы. Причину так и не выяснили. Он терял рассудок, и никто не знал почему. Чуть позже мы услышали еще одну версию – раннее проявление болезни Альцгеймера. Другие светила пришли к выводу, что это «деменция неясного генеза». Один добрый и честный невролог признал, что совершенно не понимает, в чем дело: мол, для таких ужасных и крайне редких заболеваний пока не придумали специальные термины. Свое откровение он оценил в восемьсот долларов.
Лекарств не существовало. О выздоровлении даже речи не шло. Медицина могла лишь немного замедлить развитие болезни, но не повернуть ее вспять. На КТ и МРТ все было чисто. Реальный диагноз никто так и не поставил.
Я не стала сообщать Эйбелу заключение врача, принявшего меня в модном офисе возле Юнион-сквер в Сан-Франциско. Вернулась домой и сказала, что доктора списали всё на повышенное давление и стресс. Эйбел тут же забыл о разговоре и никогда больше не интересовался своим здоровьем.
В тот вечер я сказала ему, что встречаюсь с подругой в баре. Вместо этого вышла на улицу, завернула за угол, села на бордюр и проревела несколько часов.
Приходилось врать докторам и говорить, что мы женаты. В таких случаях все равно никто не требует доказательств, тем более что вскоре это стало правдой. Мы поженились в мэрии, во время унылой формальной церемонии – на случай, если доказательства все же потребуются. Чтобы я могла на законных основаниях говорить с лечащими врачами и заниматься его финансами. Не уверена, что Эйбел вообще понимал, где мы.
– Мы женимся, – повторяла я как заведенная. –
