сказала мама.
Мишка и взял, для начала, в библиотеке. Позже, ближе к весне, сдал его и взял учебник на два класса старше.
В математику он каждый раз погружался, чтобы пройти новый путь. И иногда это был путь вверх по ступенькам, когда ты устал уже, а лифта нет. А иногда Мишка блуждал в лабиринте со множеством ответвлений и тупиков. Он видел, что проходит один и тот же участок уже не в первый раз, и соображал, что надо теперь повернуть не вправо, а влево.
Бывало и так, что Мишка преодолевал задачу одним прыжком. Это был то детский прыжок на одной ножке, то рискованный прыжок через расщелину. И всегда это было красиво, и он любовался, глядя на переписанное начисто решение, и радовался, что открыл его – точно задачу не люди придумали, составлявшие учебник, – точно она существовала всегда, как звёзды на небе, и как моря на земле, и как число «пи».
Мама, носатая и взъерошенная, сказала в лицее:
– Вы только посмотрите моего мальчика!
И его взяли, хотя приём был окончен.
Это было не по правилам – и Мишка видел, что в классе приняли его недружелюбно. «Нужно перетерпеть, – сказал он себе. – Скоро они узнают, что я нормальный и что меня взяли сюда по экзаменам».
Мишке нравился его новый класс, и Кирка нравилась, хотя и передавала ему Эля Локтева: «Кирка хотела тебе объявить бойкот». И тихая Лена Суркова однажды сказала ему то же самое.
И он пытался понять, почему. Кирка смотрела на одноклассников чуть насмешливо, требовательно и очень цепко, как это определил про себя Мишка. Если уж решила за тобой наблюдать, так и будешь целый день чувствовать на себе её взгляд. А если она заметит, что и ты на неё смотришь – поглядит в ответ вопросительно: мол, тебе что-нибудь нужно? Вот ты уже и в дураках.
Поэтому он её только украдкой и мог рассматривать. Кирка была темноволосая, с быстрыми и точными движениями. Казалось, ей доставляет удовольствие просто ходить и доставать книги из рюкзака, и поднимать руку на уроках.
Когда Кирка хотела, она могла быть необыкновенно убедительной. Она тянула руку и улыбалась, глядя на учителя прямо, в упор – и обычно учителя выбирали именно её руку из всех поднятых рук. И кто-то в классе выдыхал разочарованно.
Одного Михайлова – Хичика – спрашивали так же часто, как и Кирку. Особенно на физике – физичка словно пыталась всему классу показать, что он снова к уроку не готов. Так Мишкина первая учительница, Людмила Юрьевна, его старалась на уроках подловить. Но Мишке везло, а Хичику – нет.
Мишка глядит, как мается Хич у доски. Он уже написал две длинных строки формул и не представляет, что писать в третьей строке.
А он ведь учил, перед сном он два раза читал параграф! Дома всё было понятно, каждая новая формула вытекала из предыдущей сама собой… Ему хоть намекнули бы, что из этой, последней формулы должно появиться.
Он с мольбой оглядывает одноклассников. Мишка бы подсказал ему, но он не глядел на Мишку, он ждал помощи от тех, с кем учился с 1 сентября.
