заметила Чжу. Стареющий Великий князь Хэнань еще несколько лет назад передал командование армией старшему сыну. – Почему он проявляет такое рвение?
Настоятель задумчиво смотрел на далекую армию.
– Я тебе этого еще не говорил, я и сам только что это узнал. Полагаю, Великая Юань реагирует на известие о появлении Сияющего Принца. У мятежников. – И прибавил: – У Красных повязок. Так они теперь себя называют.
Потрясенная Чжу смотрела на него. Сияющий Принц, вестник начала нового. Его появление означало: грядут перемены, настолько колоссальные, что весь мир преобразится. Пламя всех свечей в комнате Настоятеля наклонилось под воздействием чего-то такого, чего даже Чжу не видела, и она задрожала.
– Он всего лишь ребенок, – сказал Наставник. – Но есть свидетели, как он выбрал те вещи, которые принадлежали его последней реинкарнации, поэтому в его идентичности сомневаться не приходится. Неудивительно, что монголы боятся. Что еще может означать его присутствие, как не конец империи Великая Юань? Судя по всем сообщениям, Небесный мандат императора светит не ярче, чем огонь тонущей лампы, и его видели в последний раз, когда он осмелился показать его публично. К настоящему моменту, возможно, он совсем лишился его, но даже если у него уже нет Мандата, он вряд ли отдаст власть. Он прикажет Великому князю Хэнань сделать все возможное, чтобы подавить восстание в этом году. А так как Красные повязки осмелеют, заполучив Сияющего Принца, хаос вокруг монастыря, несомненно, усилится, пока все не успокоится. – Лучи наступающего рассвета ярко осветили его лицо. Это был человек, который предвидит будущие трудности и не отчаивается, но чувствует упрямую уверенность в себе, потому что он уже сражался с трудностями в прошлом и выжил. – Несомненно, хаос несет опасность, – продолжал Настоятель. – Но и открывает новые возможности. В конце концов, именно благодаря хаосу мы переживаем момент, когда даже обыкновенные люди могут надеяться обрести величие. Разве вожди Красных повязок не обыкновенные люди? Но они верят, что могут противостоять князьям и императорам, и теперь, впервые за много столетий, это правда.
«Величие». Это слово раздуло угасший огонь воспоминаний Чжу. Ее захлестнули чувства, горячие и живые: восторг и изумление того момента, когда она впервые увидела величие царственных фигур Князя Хэнань и его сыновей, казавшихся крохотными внизу, на монастырском дворе. И еще более давнее воспоминание – воспоминание о комнате, освещенной свечой в той деревне, которую она так старалась забыть, – ее недоумение и грусть, когда она впервые услышала слово «величие» и поняла, что это слово из мира императоров, князей и генералов, к которому у нее никогда не будет доступа.
Там был мир величия, на той далекой равнине. Чжу смотрела на него и чувствовала внутри себя его притяжение. Это было не то чувство, которое посетило ее в возрасте двенадцати лет, – абстрактное любопытство: а что будет, если прыгнуть? Это было чувство, что она уже прыгнула. После прыжка, но до падения: тот момент, когда мир хватает
