поверь мне. – Жуга опустил руки и ещё раз оглядел всех троих. – Больше никто не назовёт вас слепыми мышатами. Это я вам обещаю. А теперь… – он покосился на крыс, – …отпустите их.
Два мальчугана и девочка не шевельнулись, стояли, молча глядя пред собой. И вдруг поляна ожила, наполнилась шорохом и писком – хвостатые зверьки суматошно метались в жухлой осенней траве, сталкиваясь, разбегаясь и тут же прячась. Меньше чем через минуту все крысы исчезли, лишь поблёскивали изредка в ночной темноте чёрные бусинки глаз.
Жуга кивнул и улыбнулся.
– Вот и всё, – сказал он Яцеку. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Отведёшь детей обратно, Яцек?
– А ты? – опешил тот. – Ты разве не вернёшься?
– Оглянись, – вместо ответа сказал Жуга.
Яцек глянул через плечо и увидел, как просыпается среди ночи растревоженный Гаммельн. В окнах загорались огни, то и дело мелькали красные точки факелов, а минуту спустя зазвонил отчаянно самый большой соборный колокол.
– Видишь? – Жуга виновато улыбнулся. – Нельзя мне туда… А ты возвращайся. Если что – вали всё на меня, тебе ведь жить ещё с ними. А я пойду, пожалуй.
– Но… – запинаясь, начал Яцек. – Но куда?
– Не знаю. – Жуга вздохнул. – Теперь уже не знаю. Много есть мест, где я хотел бы побывать. – Он развязал мешок и вытащил свёрток в тряпице. – Не в службу, а в дружбу, зайди потом как-нибудь к Готлибу, передай ему.
Яцек принял липкий комок.
– Что это?
– Горный воск.
– А дети?
– Дети проснутся скоро. Ну, бывай здоров. – Он вскинул было котомку на плечо, как вдруг нахмурился, припоминая, и хлопнул себя по лбу. – Вот незадача!
– Что?
– Совсем забыл… Когда мы уходили, я там горшок с кашей оставил на столе кипеть. Думал вернуться, а теперь… Кто ж знать мог, что всё так получится! Остудить бы надо.
– Надо, – согласился Яцек. – А как?
– Проще простого. Произнеси рядом с ним: «Ильта-вашта» и представь красный цвет.
– Красный?
– Ага, – кивнул Жуга. – Ну, вот теперь, кажется, всё. Прощай, Яцек. Может, зайду ещё когда-нибудь в Гаммельн, колокола ваши послушать – уж больно мне твоя игра душу растравила.
– Счастливого пути, Жуга, – кивнул тот и, не удержавшись, спросил: – А что, правда понравилось?
Рыжий улыбнулся, кивнул, поправил мешок за спиной и растворился в ночи. Шаги смолкли.
Внезапно в одночасье поднялся ветер. Яцек вздохнул полной грудью, посмотрел на небо – чёрное, с матовым узором осенних созвездий. Ветер не хотел утихать. Ветер раскачивал деревья, ветер шелестел сухой листвой. Ветер брал своё начало на заснеженных вершинах далёких гор, может быть, даже Хоратских. Путь его лежал через леса и луга, через холмы и поля, через реки и болота. Ветер нёс искристый холод горных ледников, терпкий, еле уловимый запах увядающей травы и листьев, стылый, ломкий привкус заповедных лесных ключей, и было в нём ещё
