Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да… Ещё одна загадка… И зачем, кстати говоря, пришёл на мельницу ведьмак? Хотя если поразмыслить…
Рана заныла. Жуга заёрзал, перевернулся на другой бок и вдруг замер, ошеломлённый внезапной догадкой. Он сел, отбросил тонкую травяную плетёнку, которой был укрыт, подобрался на четвереньках к выходу, да остановился – холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в тёмную воду.
Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в чёрной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве таилась недвижная, затаённая красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от неё спасения.
Была луна. Жуга шёл быстро и вскоре согрелся, одежда на нём высохла, и лишь повязку пришлось снять – свалялась липким жгутом. Он поднялся вдоль ручья, перебрался через овраг и уже отсюда ясно расслышал мерный рокот мельничного колеса, а вскоре показалась и сама мельница. Он помедлил в отдалении, обошёл её кругом. Ведьмака нигде не было. Жуга задержался на миг у прикрытого крышкой старого погреба, спустился к воде и остановился у плотины, дыша тяжело и прерывисто. Накатила слабость – аукнулась потеря крови. В висках стучало. От долгой ходьбы разболелась нога, да и рана в боку тоже напомнила о себе.
Прямо перед ним было колесо – крутилось, скрипя и постукивая. Брызги воды летели, озарённые серебристым лунным светом, и там, над самой плотиной, ведьминым коромыслом висела не многоцветная, но белёсая как молоко, лунная радуга.
Жуга заколебался: знать бы наверняка, в чём тут дело!
Стук расшатанных ступиц, резкий, назойливый, не давал как следует сосредоточиться, отзывался в голове гулким эхом, задавая странный, отчётливый ритм: «Та-та-та, та-та… та-та-та, та-та…» Жуга неожиданно понял, что повторяет его про себя, и содрогнулся.
Он не знал, что сказать. Любой заранее продуманный наговор мог в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.
«Та-та-та, та-та… та-та-та, та-та…»
Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его во что бы то ни стало надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по наитию понял: решение верное.
«Колесо, колесо… Ко-ле-со, та-та… ко-ле-со, та-та…»
Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.
Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.
Колесо – вперёд, колесо – назад.
Знает скрип сердец правды стороны
Каменей, плечо, раздавить яйцо,
Дорогим питьём дни столованы.
Не поймать в галоп уздечку,
Не вернуть к истокам речку,
Не связать, не сломать —
Режьте сухожилия.
Стеблем пыхнет свеча,
Зараз степь отвечай:
Как ходил,
Как искал,
Что
