глаз. Медные заколки в ее роскошных, пышных, частью заплетенных, а частью рассыпанных по плечам волосах своим сверканием соперничали с их рыжим цветом, и я разволновался, увидев не только принадлежности Нуры, но и талант молодой девушки украшать себя. Она вздохнула. От ее глаз под опущенными веками не ускользало ничего из того, о чем я думал.
Я знал, что сейчас произойдет. Даже отвергая эту неотвратимость, я о ней знал. Нечто напряженное в ее присутствии лишало меня воли.
– Я мечтаю, чтобы это был ты, – глухо произнесла она дрогнувшим голосом.
– Почему?
– Мне бы очень хотелось стать женщиной с мужчиной, который мне нравится. Не забывай, что меня зовут Нура и что я была воспитана ею.
Я задумался. Надолго. А потом объявил:
– Завтра я ухожу.
Она гневно подняла голову:
– Разумеется, завтра ты уходишь! Я бы тебя ни о чем не просила, если бы ты не уходил завтра!
Пока я размышлял над ее словами, она разозлилась и прошипела:
– Не хочешь покориться?
– Прости, что?
– Покориться женщине? Или приказываешь всегда ты?
– Когда я управлял своей деревней, я раздавал приказания женщинам не чаще, чем мужчинам.
Она пожала плечами. Осознавая свою неискренность, я вернулся к интересующей ее теме, хотя и не собирался уступать:
– Я всегда ждал согласия женщин.
– Так мое же у тебя есть! Или что? Я не вызываю у тебя желания?
Она явно хорохорилась: плечи расправлены, шея вытянута, глаза сверкают; я догадывался, что за бахвальством скрывается перепуганная девчушка.
– Ты очень красивая, ты вызываешь у меня желание.
– Докажи это мне.
На сей раз ее слова прозвучали как мольба, а не как приказание. Нура-два растрогала меня. Она поспешно и мягко заговорила:
– Однажды меня возьмет какой-то мужчина. Возьмет силой. Он раздвинет мне ноги, лучшее будет упущено, потому что он овладеет мною насильно. Тогда да, я, конечно, стану женщиной… однако я возненавижу любовь.
Горячей трепещущей рукой она схватила мою:
– Ты этого мне желаешь? Если я сама не выберу своего первого мужчину, Ноам, то буду чувствовать себя замаранной. А ты меня не замараешь.
Потрясенный ее словами, я достиг другого уровня понимания: желанная для мужчин, которых она не желает, девушка выражала свое влечение ко мне. Да, верно, но главное – свое стремление управлять собственной жизнью, оставаться ее хозяйкой и сохранить свое достоинство, свое стремление к наслаждению, которое зависело бы от нее самой. Это открытие заставило меня сдержаться. В конечном счете мы претерпевали свою судьбу, ту, что создала меня мужчиной, а ее – женщиной. Не переусердствовал ли я, стремясь воспротивиться ей? Бороться против неопровержимого факта? Не впал ли я в чрезмерную гордыню?
Она в отчаянии понурилась:
– Ты унижаешь меня, Ноам. Унижаешь тем, что отталкиваешь. Веди себя, как полагается
