родители которого жили „не своим трудом“, мог предложить газете свои воспоминания? Читатель настоящих воспоминаний, вероятно, догадается, с чьей стороны была выражена классовая неприязнь. Увы, дух большевизма в провинции очень силен»*. С тех пор прошло почти четверть века, а дух большевизма все никак не ослабнет. И не только в провинции.
15
Под афишей на полу стоят три швейные машинки «Зингер». Швейные машинки «Зингер» для наших провинциальных музеев – все равно что бивни мамонтов. Без них не обходится почти ни одна экспозиция. Одна из музейных швейных машинок до недавнего времени была на ходу, и на ней даже подшивали все музейные шторы до тех пор, пока какой-то посетитель не украл из нее челнок.
16
Спасский уездный комитет бедноты в ноябре восемнадцатого телеграфировал Ленину: «Сознавая всю важность и ответственность дела организации городской бедноты по снабжению хлебом и предметами первой необходимости, а также сельскохозяйственными орудиями, бдительно стоит на страже трудящихся масс и неукоснительно проводит в жизнь все правила по созданию новой жизни. Убирая с пути капитал и приспешников его по всем правилам искусства Советской власти, комитет глубоко верит, что дорогие вожди Российской революции в лице Вашем доведут дело до желательных результатов, опираясь на силу комбедов и Красной Армии…» Вот оно – самое важное из всех искусств cоветской власти, а вовсе не кино с цирком, про которые нам так долго рассказывали.
17
В музее я только сфотографировал портрет, а дома стал внимательно рассматривать фотографию, чтобы определить какие награды были у Федорова. Довольно легко определил, чем он был награжден. Смутило меня только то, что одна из медалей «За усердие» была на голубой ленте, а вторая – на красной. Стал я искать, на какой ленте она должна быть, и выяснил, что лента должна быть бело-красной – в точности такой же, как на ордене Святого Станислава. Наверняка писал художник этот портрет по черно-белой фотографии, и голубая лента между двумя красными показалась ему красивее, чем все три красные. Написал я о своих сомнениях директору музея, и она мне ответила, что так оно и было. В девяностом году приехал из Москвы художник, которому власти велели написать картины прекрасной советской действительности, портреты передовиков производства, а заодно и на исторические темы. Он и написал одним махом два десятка картин. Где уж тут было ему выяснять, какого цвета ленты на медалях.
18
Из того драгоценного, что было вывезено из дворянских усадеб и на что не позарилась Рязань, остался в музее огромный, трехметровой высоты, дубовый книжный шкаф из имения Луниных. Стоит он в комнатке, где работают сотрудники музея, и забит до самого верха краеведческими и другими книжками. Даже и глаза закрывать
Дедушка Георгия Карловича, Владимир Николаевич Кожин, называл Спасск не иначе как Свинском. На подаренном внуку альбоме с репродукциями Айвазовского в конце дарственной надписи он сделал приписку: «Город Свинск». Мы, конечно, спишем этот Свинск на счет обиды выгнанного новой властью из своего дома дедушки.
