разбойник попытался отползти, отталкиваясь от земли ногами в драных лыковых лаптях. Его разбитые губы шевелились, выталкивая какие-то невнятные шепелявые звуки. Расстрига наклонился, вслушиваясь в это бормотание, и на его загорелом бородатом лице появилось некое подобие улыбки.
– Сатана, говоришь? – переспросил он, разобрав нечленораздельное бормотание разбойника. – А кабы дал себя, как свинью, прирезать, так, верно, был бы ангел Господень?
– Тебя за что из духовного сословия поперли? – спросил разбойник, поняв, что его не собираются добивать.
– Никто меня не пер, – грустно ответил расстрига, разглядывая свои крепкие ладони. – Сам я ушел, ибо грешен и недостоин сана. Когда мародеры французские храм грабили, в коем я служил, бес меня попутал: я пятерых кулаком порешил. С тех пор денно и нощно молюсь об отпущении грехов Господу. Просил ведь я вас, иродов: отстаньте вы от меня Христа ради, не доводите до греха!
Он плюнул в пыль, махнул рукой и, круто повернувшись на каблуках, широко зашагал в сторону монастыря.
Не прошло и часа, как он уже стучал кулаком в крепкие дубовые ворота, запертые по случаю сгустившейся темноты. Через некоторое время в калитке открылось небольшое окошко, и в нем появилась щекастая физиономия привратника. Разглядев в полутьме мощную фигуру странника, привратник убрал из окошка лицо, выставив вместо него коптящий масляный фонарь.
– Благослови тебя Господи, брат мой, – приветствовал его расстрига. – Открывай, да поживее. Или православная братия не дает приюта усталым путникам?
– Уж больно у тебя, путник, рожа разбойничья, – ответствовал привратник и вознамерился захлопнуть окошко.
Расстрига помешал ему, просунув в окошко руку и упершись ею в створку, коей оно закрывалось. Некоторое время привратник, который и сам, бывало, поднимал на плечах откормленного тельца, пыхтя и наваливаясь на створку пытался преодолеть сопротивление.
– Отпусти, бесово отродье, – простонал он сквозь стиснутые зубы. – Все одно я тебе, басурману, не открою!
– Одумайся, брат, – сказал расстрига, который даже не запыхался. Удерживая створку одной рукой, другой он копался в своей объемистой котомке. – Видишь ведь, что не получается. А почему? А потому, что надо мной рука Господня! Нешто это дело – Его воле противиться? Открывай, дурень, не то пожалеешь!
– Рука Господня, – пропыхтел привратник, налегая на створку. – Мне-то откуда знать, Господня или еще чья-то? Знаем мы, какие слуги Господни нынче по лесам шастают! Давеча двоих братьев по дороге из города зарезали. Может, подрясник-то твой как раз с одного из них снят!
– Вот дурень-то! – теряя терпение, воскликнул расстрига. – Как есть дурень, прости меня, Господи! На, читай!
Он просунул в приоткрытое окошко какую-то сложенную вчетверо бумагу, но привратник на нее даже не взглянул.
– Мы грамоте не обучены, – простонал он, роя ногами
