синий мячик.
Сейчас, в 6 утра, разумеется, не было ни детей, ни утреннего шума, к которому Эрни успел привыкнуть за время своей жизни после университета, когда ему приходилось снимать квартиру со своим бывшим одногруппником. Тот парнишка был крайне шумным и бестактным человеком: вечно созывал кучу людей для того, чтобы отпраздновать «день навозной ямы» и других сотен выдуманных праздников, которые просто «необходимо» было отпраздновать.
И, ладно, если бы в квартире была хорошая шумоизоляция, но нет. Эрни вечно приходилось слышать, как в соседней комнате громко играла музыка и кричали люди. Иногда и к нему в комнату заходили набуханные в дребеда дамы, которые звали учёного с собой. Он бы и с радостью, будем честными, но после одного случая, тайну которого он сохраняет до сих пор, Эрни долгое время не прикасался к алкоголю. Та ситуация настолько запомнилась юноше, что одна только мысль вновь напиться приводила его в состояние непонятного ужаса. Сейчас, спустя двадцать лет, Эрни немного подразвязался, но он всё ещё помнит ту самую ситуацию, к которой он больше никогда не хотел возвращаться.
Возвращаясь к заднему двору соседней семейки, то многого Эрни просто не мог увидеть из-за нового деревянного забора, который раньше был намного ниже, но, как рассказывал позже сам хозяин дома: «Дети как-нибудь нечаянно забегут на вашу территорию, а там вы проводили какой-нибудь опасный эксперимент и всё! Пропадут, как пропали амурские тигры!» Эрни всегда поражал этот ответ, ведь сам учёный никогда не проводил опытов за пределами «Uniworld». Но все же, если сильно постараться, то можно разглядеть верхушку игрушечного льва, который был весь в пыли, словно побывал около большого взрыва, и грустно смотрел на Эрни. Учёный видел в этих глазах настоящее отчаяние; «животному» очень не повезло с судьбой, но, как бы ни так, оно всё ещё держится и продолжает радовать детишек. Это и поражало учёного: побит, но не сломлен. Это умение Эрни ценил в людях превыше всего.
Можно было бесконечно рассматривать того льва, но Эрни вдруг вздрогнул от внезапного сонного голоса Бэллы: «Милый, закрой окно, пожалуйста». Учёный тут же встряхнулся, закрыл окно и пошёл умываться. В этот раз он не стал по полчаса рассматривать себя в зеркале, ведь у него совсем не было времени на это. Поэтому он открыл кран с ледяной водой, набрал её в свои сухие руки, и со всей силы поднёс к лицу. Такие процедуры мгновенно пробудили ото сна учёного и тот, аккуратно причесавшись, отправился переодеваться на работу.
Он решил сегодня не завтракать, т.к. считал, что понедельники лучше начинать голодным. Ему это помогало сохранять хороший настрой на всю неделю и быть в максимальной степени продуктивным. И, плюсом, ему было крайне лень спускаться вниз и что-то самому готовить. Поэтому он тихо, практически бесшумно (да даже если бы он с громким топотом прошёлся по комнате, то его вряд ли кто-нибудь услышал, ведь Бэлла спит крепче Ленина в Мавзолее), открыл нижний ящик с одеждой, взял
