усталость.
– Дочь твоя! – лицо Фёдора раскраснелось от перенапряжения.
Анфиса перевела взгляд на сторону и негромко позвала Наташу. Девочка вышла из комнаты.
– Я за домашним заданием ходила, – промямлила и опустила глаза в пол.
– Врёшь! – взъерепенился Фёдор. – Тебе до уроков никогда дела не было!
– Можешь проверить, – прошипела Наташа и быстро удалилась к себе.
– Пожрать не приготовлено! А мне через полчаса на работу! – отца трясло, как потерпевшего после наводнения или ещё чего.
Анфиса поставила ведро с водой на плиту, зажгла конфорку и заглянула в холодильник.
– Так суп есть, – вынула пятилитровую кастрюлю с гороховым супом.
– Позавчера гороховый! Вчера гороховый! Ты не можешь приготовить что-нибудь другое?! – натянув растоптанные боты, Фёдор с треском захлопнул за собой дверь и вышел на улицу. – Столько баб в доме, а пожрать нету!
Второпях спустился с крыльца, чуть не упав с третьей ступени, и побрёл на пилораму, слушая голодное бурчание в пустом брюхе.
Анфиса нисколько не расстроилась. Пусть идёт. Привык, чтобы ему подавали каждый день свеженькое, а чтобы помочь – ума не хватает. Эх, избалован Федя разнообразными блюдами своей мамочки. То пирожки, то пельмешки с ароматным жаркое. Анфисе особо готовить некогда, приволочёт с фермы ноги и спешит в сарай – кормить скотину и доить корову. Оказывать помощь по хозяйству Фёдор не может, устал, видите ли. А Анфиса не устаёт. Она ж баба, ей положено тащить дом на себе…
Проведав свекровь, Анфиса поправила ей одеяло, подала питьё.
– Ну, как ты? – присела рядом, ощущая всеми фибрами кожи изнурительно едкий запах, исходивший от старушки. – Сейчас вода согреется, и помоемся.
Бабуля смотрела на невестку с каменным лицом, не пыталась сказать что-то, не поднимала руки, лежала, как статуя – неподвижно. Ещё никогда не приходилось мыть лежачего больного, но Анфиса справилась. Будто чутьё ей подсказало, а может, мышечная память, или как это называется? Это всё равно, что подмывать ребёнка, только большого, взрослого. Не составило трудов и переодеть, подложив под пятую точку сложенную пелёнку на крайний случай, если Нина Антиповна захочет в туалет. Все процедуры старушка перенесла стойко, без мычания и отталкивания от себя нелюбимой невестки. Многое рассказывали женщины деревни, когда им приходилось переживать роль сиделки. У кого-то старичок кусался, хотя и был «по-хорошему» парализован, у кого-то бабуля больно щипала помощника за руки и визжала, будто её разделывают на куски, ну а Нина… Только смотрела за движениями и соблюдала тишину.
– Ну, вот и всё, – ласково улыбнулась Анфиса, накрывая тёплым одеялом безмятежную свекровь. – Сейчас будем обедать.
Наташа не выходила из своей комнаты. Она подслушивала за стенкой и морщила нос, представляя, как мать убирает с ног бабули экскременты. Сидела на кровати, приложив к ковру ухо, и рисовала в голове отвратительную картину.
– Наташа!
