так он тут как тут, а как две остановки пройти, сразу в кусты!». Недоверие росло, как температура у больного.
– Я провожу тебя, Вика, – насмешливо протянул Эдди. – Даже и не думал отказываться от такой возможности.
«У меня что, мысли бегущей строкой на лбу отражаются? – испугалась я. – Или он вообще их слышит на расстоянии?!»
– Возможности чего? – воинственно поинтересовалась я.
– Возможности побыть еще немного вместе, – спокойно и с достоинством ответил он, и мне стало неловко за свой вопрос.
– Я тебя был такой испуганный вид, хотя ты не похожа на трусиху, – продолжил мой спутник за дверью. – Пойдем скорей, я маме обещал до двух часов вернуться.
«Маме обещал? Ничего себе, ужасный хулиган слушается маму!»
Во дворе темная тень отделилась от стены.
– Вика, нам надо поговорить. Можно, я тебя провожу?
Это был мой бывший парень, мы расстались пару месяцев назад. Сначала дружили, потом стали встречаться и скоро поняли, что оставаться друзьями нам нравится гораздо больше: нет изматывающих разговоров о моих знакомых и степени нашей близости, ночных звонков с грубостями и бурных примирений с просьбами, чтобы все «мужские» номера в моей записной книжке были уничтожены…
По крайней мере, я думала, что мы оба приняли это решение.
От Олега я постоянно слышала об Эдди. Он был его другом, объектом для подражания: «Эдди сказал то, сделал это», – почему-то Олег не мог оставить жизнь друга без внимания.
– Привет, Бемби, как дела? – приветливо обратился Эдди.
– Хуже, чем у тебя, – мотнув в мою сторону головой, отозвался приятель.
Меня страшно возмутил его жест: делать выводы из мимолетной картинки, говорить обо мне так, словно я и не стояла рядом!
– Олег, я устала и мне не до разговоров, – резко начала я. – Да и разговаривать особо не о чем. Все и так ясно.
Выпалила и пожалела о сказанном. Олег посмотрел на меня так, словно я его ударила. Родившись в странной семье романтиков 70-х, он жил в атмосфере походов, песен у костра и хиппейского нестяжательства. Времена изменились, а его родители отказывались это признавать. Они по-прежнему считали, что кеды – это лучшая обувь для их позднего отпрыска, а проживание четырех человек разного возраста в тесной «малосемейке» только сближает.
Олег немного стеснялся их и своего вида, подрабатывал по вечерам, а днем учился в лучшем университете города на инязе.
Мне удивила точность прозвища, с которым Эдди обратился к другу. Когда я впервые увидела Олега, его кроткие темные глаза в сочетании с коротким носом и вздернутой верхней губой вызвали образ: олененок, застигнутый человеком, готовый ринуться прочь, если что-то испугает его. Вот и сейчас, он вскочил и исчез через мгновение за углом, словно грациозное животное, потревоженное человеком.
Эдди молча смотрел
