никто не подслушивает, Ульяна спросила об этом вслух.
– Волнуюсь, – призналась Рада. – А отчего, сама не знаю. Такое ощущение, будто мы здесь не одни.
– Но мы и должны быть не одни.
– Нет, это-то понятно… Но мне кажется, что рядом что-то чужое. И из-за этого чужого всё наперекосяк пойдёт.
– Чужое? Что именно?
– Знать бы… – Рада огляделась. – Может, блажь всё, почудилось. Не бери в голову.
– Не могу, – нахмурилась Ульяна. – Мне ведь тоже так кажется.
– Глупышка! – Рада подставила под струю котелок. – Да и я дура набитая. Самой что-то приглючилось, теперь и тебя застращала.
Когда они вернулись к стоянке, процесс установки брезентового шатра был в самом разгаре: Люсьен расправлял полотнище, Румянцев-старший натягивал верёвки, Руслан размашистыми плечевыми ударами вбивал в площадку клинья, к которым крепил растяжки. Вилли сидел перед грудой вещей и, уставясь на неё, медитировал.
– Надо хвороста для костра набрать, – сказал Руслан и улыбнулся Раде во все тридцать два зуба. – Дэвушки, вас нэ затрудныт?
– Нисколько, – улыбкой на улыбку ответила Рада. – Сходим, Уля?
– Сходим.
Ульяна не любила, когда её называли Улей. Давным-давно, в глубоком детстве, её отвозили на лето в деревню к деду, и там она целыми днями лопала смородину в саду. Смородиновых кустов было много, росли они густо, и Ульяна терялась в них, как в лесу. Тогда дед выходил на середину сада и начинал зычно и безостановочно повторять: «Уля-Уля-Уля-Уля!» – точно голубей подзывал.
Но Раде прощалось всё. Сейчас она была единственным человеком, с которым Ульяна могла вести себя более-менее свободно.
– Эй, рыцарь! – Рада потянула за капюшон погружённого в нирвану Вилли. – Не поможешь дамам веток насобирать?
Не то чтобы Вилли был против… просто лень вставать. Но раз просят… Он неохотно оторвал нижнюю часть туловища от вещмешка.
– Куда идти?
– Вниз по склону. Там сухостоя навалом, есть, чем поживиться. Нож возьми.
Вооружившись широким тесаком, Вилли пошкандыбал вслед за Радой и Ульяной к покрывавшим склон деревцам.
– Начинай! – скомандовала Рада.
Вилли принялся неумело взмахивать тесаком. Срубаемые ветви трещали, отскакивали в разные стороны, колко тыкались ему в щёки.
– Не спи! – поторапливала Рада.
Вилли скоро выдохся, тесак в его руке сделался чугунным.
– Ладно, хватит, – сжалилась Рада. – Теперь собираем.
Они набрали каждый по охапке сушняка и пошли назад к площадке. Вилли шагнул раз, другой и, зацепившись ногой за камень, растянулся на брюхе. Хворост, который он нёс, рассыпался в радиусе метров полутора, а тесак отлетел и того дальше.
– Горе луковое! – мягко упрекнула его Рада и, положив свою охапку, протянула ему руку. – Вставай. Хорошо, на нож не напоролся…
Вилли
