style="font-size:15px;"> Дом
С помощью женщины я встал и, опираясь на нее, пошел по улице. Куда мы шли, я не знал. Мне было все равно, куда мне идти. Под моей левой рукой была чужая женщина, почему-то проявившая ко мне столько сочувствия, как будто я действительно ее муж.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Катя, – ответила женщина, – а тебя?
– А меня Волков Владимир Захарович, врач высшей категории, самый знаменитый в области диагност, – и мы вместе засмеялись.
– Здорово ты их развел, – сказала женщина.
– Почему развел, – сказал я, – я сказал то, что действительно есть у этого лейтенанта. И я действительно врач.
– Ты врач? – изумилась женщина. – А вдруг кто-то из знакомых увидит, что ты идешь в обнимку с другой женщиной, не со своей женой.
– Не волнуйся, – сказал я, – никто не увидит. Первое. Я не женат. Второе. Я не местный. Здесь оказался случайно. И третье. Куда мы идем?
– Ну, пока мы идем ко мне, – сказала Катя, – тебе нужно умыться и обработать раны. Потом, привести в порядок одежду. И я тебя покормлю.
– А как вообще на это посмотрит твоя семья? – спросил я.
– Никак не посмотрит, – грустно сказала женщина, – никого у меня нет. Все были, а сейчас никого нет. Потом как-нибудь расскажу. Пошли и не разговаривай, тебе сейчас вредно говорить.
Мы подошли к невзрачному серому домику из пяти этажей. Такие дома во многих странах мира называют трущобы. А в соседней стране их называют «хрущевки» или «хрущобы». Двухкомнатная квартирка была так мала, что была похожа на клетку для содержания диковинных животных. Двухшаговая прихожая сразу выходила в большую комнату, из которой вели двери в крошечную кухню, санузел, кладовую и вторую смежную комнату. Когда-то это было прорывом в решении жилищной проблемы страны, жившей в бараках лагерного типа и коммунальных квартирах, сделанных из нормальных жилых квартир того времени. Потребовалось побольше полувека, чтобы страна продвинулась от бараков до хрущевок. Билбордяне сами делают для себя жизнь и то, что они делают для себя, кажется им самым лучшим и прекрасным. Они до сих пор во все верят и не знают другой страны, кроме своей, где так вольно дышит человек, о чем они поют в своих песнях до сих пор.
В крохотной ванно-туалетной комнате я принял ванну и оделся в старенький бывший когда-то махровым халат примерно одного со мной роста мужчины. Возможно, что это халат ее бывшего мужа, и я даже представил, как он из себя выглядел. Я посмотрелся в маленькое зеркало, висящее над умывальником и увидел лицо усталого человека, пришедшего с работы, умывающегося и думающего, что завтра нужно доставать где-то немного денег, чтобы содержать свою семью, потому что то, что он получает на своей нынешней работе, трудно назвать зарплатой, это просто подаяние нищему, чтобы он не подох с голода.
Я вышел из ванной и прошел в большую комнату, которую большой может назвать только тот, кто всю жизнь прожил либо в
