вытирая глаза. – Жаль, что мы не смогли ей помочь.
– Да, Мейзи. Мне тоже.
19:50
Территория кладбища Боу была поделена на квадратные сегменты, поэтому могилу матери удалось сыскать довольно быстро. Ее имя, даты рождения и смерти, а еще надпись «Упокой, Господь» – вот и все, что было высечено на бетонном надгробии.
– Лэнг, – повторил я вслух.
Я даже не знал ее фамилию.
Я вырвал сорняки и высокую траву, разровнял руками камешки, потом лег на скамью рядом, впитывая царившее вокруг тревожное спокойствие. Я решил в тот вечер составить матери компанию, потому что слишком много времени она провела в одиночестве.
Мои отцы жили в совершенно разных мирах, которые соприкоснулись лишь стараниями матери. Они оба ее любили, любили очень сильно, хотя по-разному воспринимали ее переменчивую натуру.
Дорин и Кеннет… Как ни пытался я стать не таким, как люди, которые меня породили, в итоге стал только хуже.
8 июня, 15:10
– Какого хрена тебе надо? – насмешливо хмыкнул Кеннет.
Я не ответил. Уселся неподвижно, положил ладони на столешницу и взглянул на него без всякого страха.
– Ну? Что, извинений ждешь? Жди, жди, ни хрена не дождешься.
Кеннет Джаггер сидел за металлическим столом в комнате для посетителей тюрьмы Вормвуд-Скрабс, вызывающе скрестив на груди руки. Правда, для гонора у него уже не было причин, потому что с момента нашей последней встречи он изменился до неузнаваемости.
Безжалостный рак изгрыз ему кости и сожрал половину веса. Щеки впали, зубы от химиотерапии раскрошились до коричневых пеньков. Татуировки, некогда гордо темневшие на жилистых руках, теперь размазались и обвисли, потому что мышцы под ними сдулись. Имя Дорин с багряным сердцем затерялось под толстыми рубцами, будто он пытался срезать буквы лезвием. Глаза, которые некогда горели, требуя уважения, теперь потухли, потеряв всякую надежду.
– Не трать попусту мое время, – фыркнул он.
– Да, у тебя его немного осталось, – ответил я.
Кеннет бросил на меня такой взгляд, что в тринадцать лет я умер бы на месте.
– Спрашиваю в последний раз: зачем пришел?
Я пришел, чтобы узнать, как близко мое гнилое яблочко упало к трухлявому пню. Я потратил немало сил, пытаясь разорвать нашу биологическую связь, но в конце концов, как оказалось, ушел от него не очень далеко.
– Ну, и каково это – убить мою мать? – спросил я.
Кеннет ожидал чего угодно – только не такого вопроса. Я должен был спросить: «Почему ты это сделал?» или «Как ты мог?» – но не допытываться, что чувствуешь, когда отнимаешь у человека жизнь.
– Это была самооборона, – ответил он наконец. – Сучка пыталась меня зарезать.
– Я о другом спрашиваю.
Кеннет нахмурился, не понимая, как вести себя с собственной кровью и плотью.
Пришлось
