любимые, она всегда задерживается на них, пересматривает, с улыбкой вглядываясь в подробности. Вот священник говорит важные церковные слова, а молодые слушают, склонив головы: «Жениху предписывается умножаться и ходить в мире, а невесте… заботиться о веселии мужа». Последнее время эти слова всё чаще всплывают в её памяти.
Батюшка, держа крест, обводит пару вокруг аналоя, за ними шаферы несут венцы. Молодые держат в руках горящие толстые свечи – символы чистоты и целомудрия. Уже заметна беременность невесты.
Проходит несколько месяцев, об этом сообщают очередные интертитры. В другом городе к церкви подъезжает пролётка, из неё выходит та же молодая пара. У них в руках корзина с младенцем, рядом с ними шагают двое очень нарядных, красивых людей – крёстная и крёстный.
Когда после обряда все выходят из церкви, какая-то нищенка тянет руку за подаянием. Но они беспечно проходят мимо старухи. Обиженная нищенка грозит своей клюкой вслед молодому семейству.
Празднование продолжается в нарядной, как бонбоньерка, квартире крёстной. «БАХ!» – вылетает пробка из бутылки с шампанским. Отец и крёстные музицируют, поют, танцуют, а в ушах у зрителей тренькает быстрый фокстрот, исполняемый тапёром. Пение с танцами похожи на настоящее представление. Иначе и быть не может, ведь веселятся профессиональные актеры, одни из лучших. Крёстная, так та вообще – примадонна в оперетте.
Новорожденная малышка агукает, дёргает ручками и ножками в своей корзине. «ОНА ТОЖЕ БУДЕТ АКТРИСОЙ!» Крёстная мать, захмелев, театральным жестом открывает шкатулку и неожиданно дарит молодым родителям крупную купюру.
И вдруг вместо фильма – серое полотно экрана. Если вставить плёнку по новой, кадры опять запрыгают и оборвутся на том же месте. А ведь какое интересное начало было. Но нечего больше показывать. Пошла просто жизнь: переезды, Анечкины болезни, бесконечные гастроли мужа. И ожидание, ожидание…
– Мама, я тоже немка?
Женщина улыбнулась, погладила дочь по волосам.
– Du bist deutsche, meine tochter.
– Почему говоришь по-немецки? – насупилась девочка. – Говори со мной по-русски, как папочка! Gut?
– Gut, gut… Но ты дольжна знать сфой язык.
Обе помолчали, прислушиваясь к звуку поздней пролётки. Она не остановилась, процокала вниз. Снова стало тихо, лишь далёкий трамвай сердито подал сигнал своей трещоткой. Анечка представила, как трамвай – штанга с колёсиком на проводе – едет по тёмной улице, и поздний пассажир выскакивает из него на ходу, не дожидаясь остановки у монастыря.
– А что там было дальше с той злой старухой? – спросила она.
Мама близоруко склонилась над книгой.
– И тогта старуха, тряся головой, сказала, что принцесса уколет себе руку веретеном и от этого умрёт…
– Я не хочу, чтобы она умерла! – расстроилась Анечка.
– Потожди…
