там было? Хоть не прирезал его?..
Вместо ответа в затылок врезалось нечто тяжёлое – распахнутые глаза, задвоившаяся печь, слабость. Воительница разобрала два глухих удара на соседнем лежаке, попыталась дотянуться до топора, но в голову снова что-то влетело…
Глава 4
«Всё в мире тесно связано. Порой нити видны невооружённым глазом, а иногда настолько тонки, что паутинка самого крошечного паучка рядом с ними кажется корабельным канатом», – говорил своим последователям Монси Виррей.
В древней библиотеке царили мрак и гробовая тишина. Тысячи пыльных фолиантов роняли немые взгляды на резной стол с почти потухшей свечой. За ним, поглаживая рогатую голову красного мефита, сидел старец. Расположившееся на коленях создание ластилось под морщинистой ладонью, словно кошка, старалось поймать каждое прикосновение, не упустить ни секунды подаренного внимания: оно чувствовало пасмурное настроение хозяина. В конце концов дряхлая рука замедлилась и переместилась на стол.
– Вот и всё, мой друг. Пора прощаться…
Магическое существо протестующе заурчало, но под строгим взором старца моментально сникло и отвернулось.
– На твои маленькие крылья пала великая ответственность, – другая рука, лишённая трёх фаланг, повесила на шею мефита цепочку с серебряной гексаграммой, треугольники которой заполнял обсидиан. – Мудрость сотен поколений, ключ от всего мира. Если его захватят злые длани, всё будет кончено. Найди её, Скарги, разыщи во что бы то ни стало. Лети. И пусть твой путь озаряет Свет…
Подняв тёмные глаза на хозяина, создание тоскливо качнуло головой, а затем вспорхнуло и исчезло во вспышке огня.
– Она позаботится о тебе… – глядя на догорающий огарок, прошептал старец. – А я сделаю что должно, дабы у вас было больше времени…
* * *
«Всё возвращается к истокам. Не пройдёт и века, как на морщинистом лице вновь расцветёт озорная улыбка, а в усталых глазах проглянет детское непонимание. Может, в этом и секрет счастья? Постоянно удивляться окружающему миру. Всегда оставаться ребёнком. Сперва маленьким, затем сильным и в конце концов седым. Пронести детство через всю жизнь, не расплескав его в зрелых годах…» – пытался отыскать правду Монси Виррей. Но философ не мог и предположить, что когда-нибудь разом начнёт удивляться целое человечество, и эмоции людей будут далеки от счастья…
За глубокими ардонэйзийскими топями, в липовом лесу, высилась старинная крепость. Её стены щекотала розовая мальва, полуразрушенные башни зеленели от плюща, а распахнутые ворота давно увязли в земле. С каждым годом серый камень всё больше вытеснялся природой – даже сквозь мостовую внутреннего двора, плотную, будто толпа при выступлении короля, пучками пробивалась трава. Однако попасть в донжон не представлялось возможным: все окна, как и входы, были намертво замурованы. Сколько редкие, забредавшие сюда путники ни пытались выбить кладку, бросали гиблую затею и уходили прочь. Так и прижилась средь народа
