тёмным и светлым и, в довершении – с сердцем, разделённым напополам – на чёрное и белое.
Он положил на стойку мятую купюру и хриплым басом спросил:
– Зубровка есть?
Я молча кивнул, подал ему рюмку и налил его заказ.
Клиент тут же опустошил её, посмотрел на меня тоскливым взглядом, который стал, после выпитого содержимого, как будто тяжелее.
– Семён я, – сказал он, протягивая мне свою руку в перстнях. – Можно – Сенька.
– Очень приятно! – ответил-было я, пожимая ему руку, и только сам хотел представиться, как он продолжил:
– Давно работаешь-то?
– Ну-у… вполне-себе, наверное, – задумчиво ответил я.
Сенька усмехнулся, протягивая мне рюмку, которую я снова наполнил. Он тут же её опустошил.
– Знаешь, у нас так редко можно было выпить чего-нибудь, а я-то сам из Белоруссии, так у меня там мамка-то всегда зубровку делала… такой забытый вкус…
Он смотрел на меня своими тяжёлыми зелёными глазами, когда я, по своему обыкновению, протирал стаканы и прочую посуду, однако, продолжал внимательно слушать. И всё же, его взгляд буквально заставил меня поднять голову.
– Понимаю, тебе, должно быть, неприятно со мной общаться, – прохрипел Сенька.
– Почему ж? – удивлённо спросил я. – Я вас внимательно слушаю.
– Мне просто так хочется выговориться кому-то, а то ж, последние полгода со мной, чай, не разговаривали… вот из-за этого…
Он показал на наколку в виде какого-то неправильного ромба с квадратными скобками, направленными в противоположную от углов сторону.
– Фуфлыжником меня заклеймили, понимаешь? Десять лет сидел – всё ровненько, хорошо было, и, вот, поди ж ты – дёрнуло меня с этим…
Он отвёл взгляд вниз.
– …в карты рубануться… И, вот, вроде, знаю правила, вроде, на интерес играли, а…
Откашлялся.
– …в общем, вывернули всё так, что я должен оказался… Где ж я, столько денег-то, возьму, скажи мне?
Сенька вновь протянул мне рюмку. Снова я её наполнил, и снова она мигом была опустошена, а взгляд освобождённого заключённого стал ещё тяжелее.
– У меня ж, понимаешь, – он указал на перстень в виде какого-то многоугольника, похожего на гроб, в центре которого красовался православный крест, – мама померла, пока я мотал срок. Мне б её похоронить достойно, всё ж, подняла меня, когда отца-то не было. Так и на это, поди, найди деньги! А кому нужен зек после десяти лет? Вот, кому?
Сенька показал на другой перстень, где было разделённое сердце.
– И жена от меня ушла. Говорила, что дождётся. Писала даже. А потом, раз, и писем нет… месяц нет, два, три, полгода…. А мне ж, понимаешь, тоскливо, страшно даже – как она там без меня? Написала-таки… в следующем, уже, году… так, мол, и так – ждать не могу, кого-то другого нашла и прочее… а я что поделать могу? – я ж в клетке!
Уже машинально протянул мне рюмку, в которую тут
