свадьбы давно на Днепре не было, так что лучше поостеречься, чтобы никто не сглазил Светораду.
И она шлепнула сына по мозолистой руке, когда тот, улучив момент, хотел отщипнуть румяную корочку от только что вынутого из печи пирога.
– Ну уж, матушка! – забасил Ингельд. – Еще немного, и вы меня, точно маленького, бранить начнете.
Гордоксева подняла лицо к сыну, ласково провела ладонью по его покрытой светлой щетиной щеке.
– Маленького… Скажешь еще. По мне, Ингельдушка, так ты прямо как разбойник хазарин выглядишь, а не как дитя, которого я в муках на свет родила. Вот куда я тебя сейчас направлю, так это в баню. Иди, она сейчас как раз хорошо разогрелась, венички дубовые в кадке с квасом мокнут. Перед сговором-обручением сестрицы ты, сын мой, должен, как положено, смыть с себя всю грязь и всю кровь, чтобы никакой Кровник[63] за тобой не маячил. Я скажу девкам, пусть разгладят для тебя достойный наряд, чтобы ты княжичем смотрелся на пиру, а не степняком диким.
– А кто меня в баньке попарит? – оглянулся Ингельд на теремных девок, ожидавших неподалеку распоряжений. – Уж не та ли рыженькая? Ха, да это же Потвора! Ишь, какой стала. Загляденье. Не похлещешь ли меня веничком, красна девица?
Девушка только засмеялась, закрываясь вышитым рукавом, а княгиня опять шлепнула сына, на этот раз по бритому затылку. Со стороны такое подтрунивание матери над воинственным княжичем выглядело не оскорбительно, а даже по-домашнему мило. Особенно когда Ингельд, хохоча, стал обнимать княгиню – огромный, загорелый, диковатого вида, но бесшабашно веселый. Однако как ни хотелось Гордоксеве еще пообщаться со старшим сыном, ее ждали дела. Хотела уйти, но тут заметила подходившего Кудияра. Нахмурилась было, однако сразу заставила себя улыбнуться.
Когда-то она давала надежду этому дружиннику, но когда то было! И все же и теперь Гордоксева испытывала некоторую вину перед бывшим женихом. Неприятное чувство для княгини. И она, вытирая руки передником, просто сказала ему при встрече:
– Я всегда тебе рада, хоробр, но и ты меня пойми: дочку будем сговаривать. А дел невпроворот.
– Понимаю, княгиня. И не отвлек бы тебя, если бы… Но… Как быть мне, не ведаю.
Этот матерый сильный муж сейчас и впрямь выглядел каким-то растерянным и княгиня замешкалась, смотрела пытливо. И воевода тихо сказал:
– Со Стемидом я приехал. Здесь он, в Смоленске.
Гордоксева только заморгала, глядя на Кудияра, а когда рядом возник тиун с каким-то очередным вопросом, даже отмахнулась досадливо. Да что же это они без нее ничего решить не могут!
Она увлекла Кудияра под тень растущих у ворот елей.
– Совсем боги помутили твой разум, Кудияр! Я ведь строго-настрого приказывала, чтоб ни под каким видом парень не возвращался в Смоленск!
Кудияр опустил голову, его сильные руки теребили затейливую пряжку на поясе.
– Ты не бранись, сударыня
Кровник – темный дух зла и мучения.
