причину смерти, и черт его знает, как скоро эту злосчастную школу сровняют с землей, сотрут в пыль и вымарают из самой истории, что, по единодушному мнению общественности, уже давно не мешало бы сделать.
О чудовищном захоронении знали все никелевцы. Но благодаря одной студентке из Южно-Флоридского университета о нем стало известно всему остальному миру – спустя десятилетия после того, как в мешке из-под картошки туда сбросили тело первого воспитанника. Когда Джоди спросили, как она отыскала этот могильник, она ответила: «Это место показалось мне каким-то странным». Осевшая земля, поросшая сорняками. Джоди вместе с другими студентами-археологами несколько месяцев вела раскопки на месте школьного кладбища. Власти штата не могли дать разрешение на получение прав собственности на эту землю, пока останки не перезахоронят, а студенты воспользовались поводом набрать побольше часов полевой работы. Колышками и проволокой они разделили кладбище на поисковые участки и приступили к работе; копали и лопатами, и с помощью техники. После просеивания почвы на лотках, точно экспонаты какой-то кошмарной экспозиции, лежали горки костей, пряжки от ремней и банки из-под газировки.
Никелевцы, вдохновленные вестернами, на которые они когда-то охотно ходили по субботам, пока их не сослали в исправительный дом и не лишили прежних радостей, – окрестили официальное кладбище Сапожным холмом[1]. Название прижилось, и даже десятилетия спустя оно звучало в речи студентов Южно-Флоридского университета, которые в жизни не видели ни одного вестерна. Кладбище располагалось на самом краю высокого склона с северной стороны кампуса. В погожие дни возвышавшиеся над могилами белые бетонные кресты, на большинстве из которых были высечены имена, поблескивали в лучах солнца. Опознание шло трудно, но дух соперничества, взыгравший в юных археологах, делал свое дело. Школьная документация, пускай обрывочная и бессистемная, помогла, например, выяснить, кем был некий «УИЛЛИ 1954». В обгоревших телах распознали жертв пожара в школьном общежитии, произошедшего в 1921 году. Тесты ДНК с участием выживших родственников – точнее, тех из них, кого студенты сумели разыскать, – протянули нить от мира мертвецов к миру живых, который не прекратил своего существования и после гибели мальчиков. Из сорока трех тел неопознанными остались семь.
Студенты сложили кресты неподалеку от места раскопок. Но как-то утром, вернувшись на холм, чтобы продолжить работу, обнаружили лишь гору обломков, присыпанных бетонной пылью.
Сапожный холм прощался с никелевцами нехотя. Когда Джоди, промывая находки, найденные в траншеях, обнаружила первые фрагменты скелета, она не на шутку воодушевилась. Однако профессор Кармин посчитала, что маленькая косточка, тонкая и вытянутая, точно флейта, вероятнее всего, принадлежит еноту или какому-то другому зверьку. Но тайный могильник, на который Джоди наткнулась, бродя по окрестностям в поисках сотового сигнала, не обманул ее ожиданий. На этот раз и профессор подтвердила догадку студентки, учитывая характер повреждений у находок с Сапожного холма: многочисленные переломы, вмятины на черепах, дробь, застрявшая в костях грудной клетки. Если даже останки, найденные на официальном кладбище, вызывали подозрения, что же тогда сотворили с теми, кто похоронен в безымянной могиле? Через два дня благодаря служебным собакам, натасканным на поиск трупов, и радиолокационным приборам опасения ученых подтвердились. Тут уже не было ни белых крестов, ни имен. Одни только кости, ждущие, когда их наконец отыщут.
«Они называли это школой», – возмущалась профессор Кармин. Чего только не прячут люди в недрах земли.
Внимание прессы к школе привлек один из воспитанников – или кто-то из их родственников. Последовали многочисленные интервью. Студенты во время раскопок также получили возможность пообщаться с некоторыми из них. Бывшие никелевцы напоминали им брюзгливых дядюшек и неуживчивых соседей, суровых с виду мужчин, которые, стоит узнать их поближе, вдруг оттаивают. Студенты рассказали никелевцам о втором месте захоронения, оповестили о нем семьи тех, кого удалось опознать, а потом местный таллахасский канал прислал в школу репортера. Бывшие ученики школы упоминали о тайном могильнике и раньше, но так уж повелось, что верить им начали только после того, как о том же рассказал кто-то другой.
Потом эстафету подхватила американская пресса, и люди впервые увидели этот «исправительный дом» в истинном свете. К тому моменту Никель вот уже три года как закрылся, что объясняло заброшенность окрестных территорий и следы неизбывного подросткового вандализма. Даже самые невинные места – та же столовая или футбольное поле – навевали жуть безо всяких фотоэффектов. Кадры с места событий бередили души. По углам расползались дрожащие тени, в любом пятне чудились следы засохшей крови. Как если бы все предметы, пойманные объективом, проявляли на экране свою темную сущность, а вместе с Никелем видимым открывался взгляду еще и Никель незримый.
Одно дело, произойди такое в каком-нибудь безобидном месте, но там, где и впрямь обитают призраки прошлого?..
Как
Сапожный холм – на Диком Западе место захоронения ковбоев, а впоследствии и бедноты. Название происходит от английского выражения «умереть, не снимая сапог», то есть не в постели. – Здесь и далее – прим. пер.
